Не та девушка (СИ)

При упоминании церковного старосты викарий уже не смог удержать в узде эмоции. На лице преподобного появилось такое красноречивое выражение, которое лучше любых слов говорило, насколько сильно замучил его Джером Картрайт.

Джордж Дарем тем временем чутко прислушивался к разговору. Очевидно, он желал вникнуть в перипетии нынешней жизни младшего брата.

— Как и вчера, миссис Мидуэл, — в итоге произнес священник и вызвал прислугу.

Ничего удивительного, что после близкого общения с мистером Картрайтом, преподобному Дарему потребовался чай. Причем с мятой.

— В конце мая мистер Картрайт имеет привычку уезжать с домочадцами в столицу, а после на побережье, — поспешила даровать молодому священнику надежду моя хозяйка.

Первую чашку чая викарий выпил залпом, после чего задумчиво произнес:

— Надеюсь, путешествие мистера Картрайта окажется приятным. И долгим.

Джером Картрайт был, пожалуй, самым важным человеком в жизни Сеннена, практически основой бытия. И дело не в том, что мистер Картрайт занимал пост церковного старосты. Просто пожилого джентльмена все настолько сильно не любили, что сплачивались для борьбы с его самодурством. Дух добрососедства и товарищества в нашей деревне был невероятно силен.

Викарий с невероятной натужностью (которая, как я уже знала, ему свойственна не была) поддерживал разговор около десяти минут, а после отозвал брата побеседовать под каким-то откровенно надуманным предлогом.

Мы остались втроем — миссис Дарем, миссис Мидуэл и я. И много, очень много чая. Именно обилием напитка я воспользовалась, решив удовлетворить свое любопытство. Дом викария я успела изучить как следует еще при жизни мистера Крейна и отлично знала, что кабинет располагается на первом этаже как раз по пути к уборной. Так почему бы и не забыть о воспитании и правилах приличия? Совсем немного.

Миссис Дарем едва не вызывала прислугу, чтобы меня проводили, но я успела сказать, что безо всякого труда найду дорогу сама и в помощи не нуждаюсь. Так испортить мою затею невестке викария не удалось.

Идти приходилось осторожно, на цыпочках — каблуки на моих туфлях были невысокие, но тонкие и задорно стучали при ходьбе, оповещая всех и каждого о моем приближении. Именно этого хотелось на этот раз избежать.

На счастье дверь кабинета была только прикрыта, но не захлопнута, и из коридора я могла расслышать, о чем шла речь.

— …и не нужно пропускать мимо ушей мои слова о том, что тебе здесь не рады, Джордж, — гневно гремел викарий. Конечно, он старался говорить потише, но получалось недостаточно хорошо. Очевидно, привыкнув читать проповеди, преподобный Дарем слишком привык говорить громко.

Капитан Дарем с откровенной издевкой фыркнул.

— Возможно, ты говоришь недостаточно убедительно, братец, — протянул он, явно наслаждаясь не таким уж и тихим бешенством младшего брата. — В любом случае, сейчас, на новом месте, да еще в такой непростой… ситуации тебе никак не обойтись без поддержки семьи.

В кабинете повисла тишина, и я задержала дыхание, с нетерпением ожидая продолжения разговора.

— Твоя поддержка дорогого стоит. Ухлестывать за девушкой, на которой я собираюсь жениться, да еще и на глазах бедняжки Сьюзан! — не разочаровал меня викарий. Его слов не могли услышать в гостиной, это несомненно, однако священнику стоило бы уберечь прислугу от таких сведений. — Я привык, что тебе плевать на мои чувства, Джордж, но мисс Мерсер — невинная девушка, которая не заслуживает такого отношения! А Сьюзан — твоя жена! Каково ей быть свидетельницей твоих… подвигов?!

И снова тишина. Оставалось только воображать то, что сейчас происходит в кабинете. Возможно, братья меряют друг друга напряженными взглядами. Возможно, капитан Дарем издевательски улыбается… В любом случае, эта невидимая сцена разжигала мое любопытство даже больше произнесенных слов.

— Святой Генри, — мягко и вкрадчиво, почти мурлычуще произнес Джордж Дарем. — Как ты заботишься о девушке, которую пытаешься заставить выйти за себя замуж. И как ты сочувствуешь моей дорогой Сьюзан, брак с которой так сильно не одобрял, что требовал у отца запретить мне жениться.

Неподалеку скрипнули половицы, и я метнулась к уборной, совершенно не желая быть застигнутой за подслушиванием.

В гостиную мне удалось вернуться чинно, не привлекая ни малейшего внимания сверх того, которое должна была бы привлечь.

Братья Дарем уже вернулись в комнату и теперь только изредка поглядывали друг на друга. В глазах преподобного светился мрачным огнем праведный гнев, как и у всякого истинного священника при виде закоренелого грешника.

Капитан Дарем по-кошачьи задумчиво улыбался, и я против воли ожидала, когда же брат викария начнет в характерной манере мыть отсутствующие усы. Джордж Дарем буквально издевался над младшим братом — издевался каждым жестом, каждым взглядом, каждым словом.

Смотрел капитан и на меня — тяжелым, горячим взглядом законченного развратника, который, кажется, снимал один предмет одежды за другим. Это не укрылось от внимание преподобного Дарема, который так багровел лицом, что стоило бы опасаться, как бы викария не хватил удар.