Не та профессия 1

По обычаю принятия в члены рода нового человека. Причём, если это оно, то кто кого принимает, исподтишка наблюдающим зрителям тоже не понятно.

Азара и дочь хана никому ничего не объясняют, потому подоплёка происходящего для окружающих остаётся загадкой. А спрашивать в лоб и не принято, и просто непристойно.

Когда шёпот свидетелей за своими юртами достигает пика, дочь хана делает то, чего никто не ожидает: рассёдлывает своего жеребца и вручает уздечку в руки азара, который что-то тихо говорит в ответ.

Через четверть часа после этого, азара, на виду у всех, прямо перед юртой, собственноручно вдевает и застёгивает дочери хана белые серьги с каким-то сине-голубым камнем.

Несмотря на нарастающий ажиотаж, ясности не прибавляется. А сами виновники интриги никому ничего не говорят.

__________

Идея посеять любопытство среди всех подряд в стойбище (включая задержавшихся гостей из соседних кошей) принадлежала Алтынай: моего знания обычаев для столь тонкой интриги явно не хватило бы.

Жарка хлеба и кормление с рук — это могли быть как обычные посиделки, так и часть обычая по принятию в род. То же самое и с угощением кумысом друг друга.

Отдельным пунктом в интриге шли серьги. Они раньше принадлежали матери Алтынай; понятно, что с собой у меня ничего подобного быть не могло. Алтынай дала их мне в руки наедине, в юрте. А помог ей их надеть я уже при всех, и на улице.

В Степи, помимо эстетического, именно серьги имеют ещё одно символическое значение: при успешном сватовстве, родня жениха (либо он сам, тут я не понял деталей, да и не вникал особо, если честно) надевает их невесте. Соответственно, этот жест мог быть как просто помощью от меня ей в надевании неудобного аксессуара (ну а почему нет?), так и — снова — частью обряда.

Жеребец, врученный мне от Алтынай, опять же, мог трактоваться как ещё одна часть того же обряда.

Но мог и быть обычным прагматичным решением: самих коней у кочевников хватает, это никак не дефицит. Но лично мне, под мои габариты, потенциально подходят считанные единицы из них. И конь Алтынай — первый в списке.

По её словам, передача ею мне своего коня могла быть вполне и запоздавшим подарком, в благодарность за спасение от пашто.

В общем, из невинного питья кумыса с лепёшками, вручения мне коня для тренировок и помощи от меня ей в надевании серёг, Алтынай разыграла чуть не многоактовый спектакль.

Призванный вызвать пересуды и любопытство всех в округе, не внося, вместе с тем, никакой ясности: все действия имели как скрытый смысл, так и двойное назначение.

Особой изюминки добавил тот факт, что ни о помолвке мы не сообщали, ни планов каких-то не строили, ни жить в разных юртах (как полагалось бы при успешном сватовстве) не начали.

В общем, пусть все зрители помучаются двойными смыслами, сказала Алтынай. На мой вопрос, зачем, она молча указала глазами в сторону юрты Еркена и, посмеявшись, отбоярилась чем-то типа того, что когда ей кажется что-то три дня подряд, нужно не дразнить судьбу, а применять профилактические меры.

Мне сейчас хватает забот с ловлей рыбы и её заготовкой, потому я в детали детских интриг Алтынай даже не вникал. Сказала — едим лепёшки, ну давай съедим. Сказала — пей кумыс. Ну пьём.

А на коне, она права, ездить действительно надо учиться. Какое-то время, несмотря на все мои грандиозные планы по возвращению домой, само умение мне ещё точно понадобится.

Правда, принимая от неё узду коня, я не удержался и пошутил (всё равно рядом никого, никто и не слышал):

— Ну, раз он теперь мой, на шужык его, что ли, пустить?

Но шутка, судя по сверкнувшим глазам Алтынай, явно была неудачной.

— Только попробуй! — змеиным шёпотом отвечает она, а я тут же извиняюсь жестами.

__________