Не такой как все. Ведьмы

…Пышные ковры из цветущих вешних трав в даль и ширь расстилающимися перед его взором, давали ступням ощутить собою упругость и пружинистую мягкость тела своей, так милой его страждущему сердцу, родной земли. Ежедневно, около десяти часов утра, закончив свои обязательные творческие изыскания на ниве изящной словесности, и, такие же, благочестивые занятия ради пропитания (картофель, и, особенно, требующие ежедневного присмотра, клубничные грядки, достигающие восьми соток, дающие больше полусотни килограммов ягод за сутки в июне), он отправлялся в свой многокилометровый маршрут: Хоцево (луг), Сейм (река), Московщина (луг). Или: Хоцево (луг), Мертвиця (залив), Дякивске (озеро). Это были все знаковые места его босоногого детства и юности. По дороге он приводил внутренние дела в надлежащий, мысленный, порядок; перетряхивал энергетические сгустки событий прошлого; зная, что — когда-нибудь — это будет обработано в виде литературной продукции; превратится в набранные строки настоящих произведений; без потока мыслей, вытекающих из памяти — заилится исток вдохновения. Ради того, чтобы добыть лишь несколько строчек на листе бумаги, надо перелопатить в памяти многое из пережитого: в геологии, в стройбате, куда его засунули авторитетные сексоты, вычленив из числа миллионов обычных обывателей. Он, сейчас, должен был думать вовсе не о мести подлым доносчикам и сексотам, а заботиться о своих мыслях, которые охарактеризовали бы эти события. Думать о будущем труде писателя, который налаживает публикации своих откровений. Это были его постоянные мысли в этих походах. Он путешествовал по очень красивым местам. Другие мысли появятся, когда сексоты начнут его выживать отовсюду. Когда начнутся суды — неправедные и злобные…

Миллионы писателей куролесят по всему миру в поисках своего вдохновения; они находят это в отношениях себя с миром людей; открытыми сердцами, они говорят с остальным миром; их разум тренируется в красивых местах; их характеры закаляются в разных событиях. Словно спортсмены тренируют свои мышцы, они отправляются в свои экскурсии по миру.

У Шроо, шла подготовка к схваткам с сексотами-бюрократами, сельскими сексотами- рабовладельцами. На протяжении целого десятилетия!

Ежедневно, одной и той же дорогой, с завидным постоянством, невзирая на сплетни досужих бездельников, он отправляется в свой новый поход. Навстречу солнцу и ветрам, морозам и ливням. Летом и осенью, зимой и весной. Ежедневно!

Зимой он прихватывал с собою рыболовецкий ящик, бур и надолго застревал у Займища, таская из подо льда плоских лещей, густёрок, синцов, полосатых красавцев окуней и прочую живность. Как, и: огромных, пятиметровых щук. Эти два с половиной километров пути, стали самыми производительными для его вдохновения. Он еще не мог фиксировать мысли на бумаге, просто наслаждался их возникновением и присутствием в его сознании. Отличное время для глубоких размышлений о своей литературной судьбе…

Сомнения уходят прочь только тогда, когда впервые автор увидит напечатанным свой маленький рассказик в одной киевской, патриотической газете. Он долго не мог навернуться, чтоб перечитать его. Буквы разбегались перед глазами; он не видел строчек. "Неужели я смог?" — стучала мысль, как будто бы уже весь мир узнал о его публикации. Целый год рассказик покоился в его столе, так не разу и не читанный. Однажды, ему, все же, удалось его перечитать — это случилось перед поездкой в Киев. Стремясь подняться на более качественный литературный уровень, он намеревался заручиться поддержкой какой-то особы, известной в журналистских кругах, засевшей в редакции появившегося толстого журнала (место сбора украинской, журналистской элиты), близкого к законодательному органу, только что образовавшегося на политической карте мира независимого государства, Украина, в детстве, проживающей по соседству; он обнаружит, как же привлекательно выглядит этот маленький рассказик, даже с теми купюрами, сделанными редактором, после чего мысли, высказанные им, смотрелись как-то по-военному подтянуто, облаченные в элегантную печатную униформу, в виде шрифта, словно и не им самым выстраданными, во время этих, ежедневных, прогулок. После этого, он был готов: снова и снова совершать свой творческий подвиг. С этой особой, в итоге ничего так и не вышло; зато он теперь знал, как надо работать над рассказами. Открылся большой путь. Он станет еще больше думать (и еще больше писать рассказов). Это было время его литературной линьки; не все удавалось напечатать, — но с каждым успехом, он приобретал необходимый опыт.

Пофестивалив в Киеве, он порвал отношения с этой газеткой, выловив в одной из их публикаций, что непомерный процент его успеха, они приписывают себе.

С тех пор он пошел один по горной дороге: вверх, и вверх, не ведая куда заведет его литературная дорога.