Не теряя времени. Книжник

— Ну да, — буркнул Бен. — Слушай дальше. Допустим, построит он эту махину-домину, позовет всех друзей — ну и что? Половина вообще не приедет, остальные побудут денек-другой, скажут: «очень мило» — да и вернутся к себе домой… детям, как мы знаем, взяться неоткуда, а жена никакого письма не получит. Слава богу, наш малый не рыпался, а думал, что он сам во всем и виноват. И так уж себе опротивел, что не успел допеть, как побежал купить веревку.

Бен выпил еще. Вина, которым долго утешался архитектор до того самого дня, пока не решил поджечь свой собственный дом.

— В один прекрасный день, — продолжил он, — нет, день, пожалуй, был обыкновенный, бессмысленный и серый, как всегда… его жена, объехав целый свет и перепробовав всех мужиков на свете, вдруг поняла, что ее бывший лучше всех и с ним ей было хорошо.

Фонтанна слушала, дрожа. А Бен не мог остановиться:

— Она сидела в ресторане крутого, круче некуда, отеля, перед блюдом крутых омаров и слушала крутые разговоры крутых и тухлых денежных мешков. Они бубнили, что омаров положено варить живьем, тогда они вкуснее, и что они откроют новые отели еще покруче, но что когда-то они и сами вкалывали будь здоров, да и сейчас могли бы поворочать кирпичи, они вообще всё могут! — а в это время по радио передавали песни. И вдруг она услышала: поют ту песню, которую он сочинил, когда они еще жили вместе, и где он кричал на весь мир, как ее любит.

И ей вдруг стало ясно, что «жить для себя» — значит «жить с ним», и как-то, уж не знаю как, преодолев свой стыд, она решила, что вернется.

А впрочем, знаю: ей помогла великая любовь к нему, которая всегда жила в ней где-то глубоко, хотя она сама того не понимала, а тут взяла и вылезла наружу.

Она вскочила из-за столика и закричала: «Сами вы омары!»

Фонтанна чуть не засмеялась, но Бен ей помешал:

— Но было слишком поздно. Она помчалась, села в самолет и быстро добралась до места. Толкнула, полная счастливых мыслей, дверь его дома, на которой незадолго до того он написал: «Делать нечего!» — и наткнулась на труп… он так тут и висел… снять было некому, раз никого тут не было.

Ну что ей оставалось делать? Пришлось жить дальше, но вполжизни. Она так и жила, пока не заболела и не умерла… (Бен пытался придумать красивый конец и придумал.) И цветок в честь нее не назвали.

Фонтанна зажала уши и старалась не расплакаться. Она закрыла все ворота в бенословную парковку, чтобы последние слова туда не просочились, но многие успели проскочить.

Бен бросил в озеро окурок.

Все так же зажимая уши, Фонтанна все же разрыдалась, но Бен сидел угрюмый и, казалось, ничего не слышал.

— Нет! — крикнула она сквозь слезы. — Не слишком поздно!

— Что-что? — не понял Бен.

Фонтанна опустила руки и постаралась успокоиться. Вздохнула, мысленно взяла разбег и понеслась, хоть слезы еще капали:

— Жена вскочила из-за столика и закричала: «Сами вы омары! Самих бы вас сварить живьем! Давно бы уж сварили, да никому не нужно есть тухлятину! А мне никто не нужен, кроме одного-единственного человека, остальные все безвкусные! Уж я-то знаю — он один на свете может заставить меня петь, смеяться или плакать!» — Фонтанна выразительно взглянула на Бена, внушая ему и себе, что так оно все и было. — Денежные мешки ее уж не слушали и продолжали разговаривать про тачки и про все такое… А она все рыдала и кричала: «Один на свете… может… заставить танцевать… и грезить наяву… и хохотать… и доводить до белого каленья… и накормить меня курятиной… и принести мне настоящий рататуй!»

Фонтанна осеклась и всхлипнула. Ей никогда еще не приходилось выговаривать словечко «рататуй» сквозь слезы. Оно так странно прозвучало, что она остановилась — послушать этот странный звук.

«Рабататутутуй!» — примерно вот такой.

Она невольно усмехнулась и после паузы заговорила поспокойней:

— Она опрокинула стол и пошла прочь. А тот парень, ее муж, тем временем стал известным певцом…

У торговца веревкой первый раз в жизни кончилась веревка… И парень увидел в этом знак… И даже развеселился… И написал песенку, которая стала его первым хитом, про то, как один бедолага решил повеситься, пошел купить веревку, а она вся кончилась…

Песня облетела весь мир… Ее услышали все его друзья, и она им страшно понравилась!.. Они решили, что только теперь его поняли… Почему-то эта несчастная веревка открыла им глаза!.. И все с ним помирились…

Заметив нехороший огонек в глазах у Бена, Фонтанна быстренько добавила:

— Да, помирились, но не потому, что он стал знаменитым… а… ну… они же все-таки друзья!.. Тут не в омарах дело! Они его любили и скучали по нему.

Злой огонек погас, зато теперь у Бена перехватило горло.

— Тот парень ужас как обрадовался, — шпарила Фонтанна, — ведь он, как ты сказал, считал, что сам во всем и виноват, и на друзей совсем не обижался. К тому же вся его тоска-печаль и тра-та-та, спасибо песне, испарилась. И вот они все вместе, друзья и он, устроили великолепный праздник… А тут как раз является жена с баулами и чемоданами. Наш парень думает, не сон ли это, или ему мерещится спьяна… но нет — это она! Его жена!