Не тихий Тихий океан

Ему, естественно, не поверили, решив, что пытается заманить нас в ловушку, но после недолгого размышления эта версия была отвергнута. Капитан небольшого каботажника с самого начала содержался отдельно и не имел возможности общаться с последними пленными военными моряками. Поэтому просто не мог знать, куда нужно нас заманивать. На человека, способного умереть, лишь бы погубить захвативших его врагов, он совершенно не был похож. С предстоящим пленом вполне смирился, он ведь не самурай. Главное, жив остался. А война кончится – вернется к семье. К тому же он вполне убедительно объяснил свои опасения.

Самым первым признаком приближения мощного шторма была необычно тихая и душная погода, что держалась в первой половине дня. Багровый рассвет также относился к характерным приметам. Это, так сказать, признаки общего плана, но есть и конкретика. По словам Хасегавы, по положению и направлению движения кучевых и перьевых облаков, появившихся еще вчера на закате, можно определить направление на самое сильное место шторма. Кроме того, о направлении его движения можно судить по зыби. Сегодня утром она шла с юго-востока, а сейчас уже довольно давно развернулась и идет с севера. Направление ветра тоже сменилось на западное. А теперь еще и дождь собирается. Как утверждал японец, сейчас шторм находится немного юго-восточнее входа в Цугару и идет именно к проливу. На входе в него, вероятно, сейчас сильная гроза с ветром и ливень. К тому времени, когда эскадра доберется туда, он как раз наберет максимальную силу.

На словах о сильной грозе и ливне флагманский штурман и командир броненосца невольно переглянулись, так как еще три часа назад была получена телеграмма из Хакотдате о быстром ухудшении погоды. О ней японец точно ничего не знал. Более связаться с базой не удавалось, а сейчас все станции принимают исключительно треск мощных атмосферных электрических разрядов.

Оставив шкипера в каюте под охраной двух матросов, оба офицера отправились к Небогатову с намерением убедить его изменить курс. Контр-адмирал сначала был категорически против, так как считал, что следует возвращаться, причем как можно скорее, а значит, идти по самому короткому маршруту. Он прекрасно видел, что погода портится, но считал, что шторм не столь опасен, как возможные минные атаки противника. Учитывая, что в составе отряда нет малых кораблей, считалось, что непогоду, если не успеем укрыться в проливе, можно переждать и в море. Но доводы Федотьева показались ему убедительными и заронили в душу сомнение.

Прежде чем принять окончательное решение, он решил сам пообщаться с Хасегавой. В ходе короткого разговора скорее пытался выяснить, имеет ли японец сведения о расположении японского флота в Тихом океане в данный момент, а также какие способы связи используются противником на побережье и между судами в море.

Однако ответить на подобные вопросы старый шкипер не мог, так как никогда не имел дела с военным флотом, а все переговоры его судна сводились к флажному семафору и морзянке фонарем. Да, сигнальные книги и карты он уничтожил, но такова инструкция в военное время. Однако все прочие судовые документы предоставил по требованию командира остановившего его корабля. Делится сейчас знаниями о поведении штормов только потому, что отвечает за каждого моряка из своего экипажа перед их семьями и не хочет напрасной гибели кормильцев.

Для окончательного решения Небогатов приказал опросить также штурмана с этого парохода и других гражданских моряков. Все они с момента попадания на наши корабли содержались в трех разных кубриках отдельно от военных и под постоянным наблюдением, так что не могли сговориться. Этот перекрестный опрос через час с небольшим также выдал рекомендуемый курс на юг, юго-восток или восток, но категорически не на север. Все допрашиваемые были единодушны в утверждении, что в такую погоду лезть в самую середину бури небезопасно даже самым большим кораблям.

К этому времени быстро крепчавший ветер уже достиг девяти баллов и продолжал набирать силу. Волнение также заметно усилилось. Все на эскадре не раз помянули добрым словом старшего механика «Днепра», распорядившегося сразу подавать для буксировки якорную цепь, а не простой канат. Да, возились дольше, зато теперь, заведенная за кормовую надстройку и грузовое хозяйство заднего трюма «Урала», дополнительно расстропленная всем, чем только смогли, она с лязгом и грохотом доламывала ему палубу юта, но на волнах не рвалась, гася провисом своих стальных тонн особо сильные рывки.

К счастью, пушку с поврежденного фундамента на высокой корме буксировщика сняли еще до выхода в море, пустив на усиление батарей Хакотдате, а то бы она уже давно улетела в волны, срезанная рывками мотавшегося в разные стороны в кильватере среди пенных гребней заметно осевшего кормой «инвалида».