— Да не пойти бы тебе к черту, Бен! Вон! Пошел вон, мудила! Свали отсюда! У тебя вообще нет никакого права мне указывать. У тебя даже чувств настоящих нет! Это все ненастоящее. Ты и сам ненастоящий! Сегодня ты есть, завтра тебя как будто никогда и не было. Исчезнешь, потому что и сам ненастоящий! Слышишь?!
Отвернулась, негодуя всем своим сердцем и искренне желая, чтобы этот Бен послушал ее и ушел. Ожидала чего угодно, но не резкого рывка за плечи.
Он развернул ее к себе лицом, и она вместо ответной реакции… почему-то растерялась и сжалась в комок, ожидая удара.
Но вместо отрезвляющей пощечины щеки обожгли две ладони.
Легонько стиснув ее лицо, Бен снова обманул ее ожидания, вместо рычащих обвинений и оскорблений лишь приблизил свои губы к ее глазам. И этими же губами осторожно снял готовую упасть вниз горькую слезинку.
— Поехали домой… пожалуйста.
Шепот в щеку обжег своим дыханием и без того взвинченные нервы, умоляя довериться стоящему рядом мужчине. Весь мир вокруг вдруг сжался до ощущения мягких губ на коже. Разделенная на двоих ярость и злость стремительно таяла, не оставляя никаких шансов на сопротивление.
Одно движение и нежнейшим поцелуем Бен приник к ее рту.
Сладчайшим и долгожданным.
Поцелуем, что стал ее погибелью.
Почти невесомым, но от которого подгибались ноги и самовольно закрылись глаза… Вечер сразу превратился из отвратительнейшего в бесподобный и невероятный.
Когда он робко попытался углубить трепетное касание, она сдалась. Сама подалась вперед и в поисках опоры схватилась за ткань его рубашки на плечах. Остатки всех сомнений развеялись от ставшего за один момент жадным поцелуя. Неуловимый миг, и он уже зло кусал, слово был не в силах насытиться вкусом губ и почти выгрызая из ее горла удивленно-безумные стоны. Руки исчезли с лица, но тут же исступленно зашарили по спине и бедрам. Бен вжимал ее тело в себя, с животным голодом впиваясь пальцами во все доступные части. Он выцеловывал ее лицо, ища ртом приоткрытые в тяжелом дыхании губы. Найдя, снова принимался терзать зубами. На краю ее сознания пролетела мысль, что Бен совсем не умеет целоваться, но сейчас это неумение он с лихвой компенсировал всем, чем мог. Жадными руками, что все сильнее стискивали ее, вкусными губами, казалось которые хотят попробовать каждый кусочек кожи на шее и плечах, мягким языком, что бесцеремонно вторгался в рот или ласково зализывал готовые вот-вот закровить отметины от зубов.
Разум снова разделился на две части.
Первая где-то очень глубоко внутри монотонно ныла, что нельзя им идти дальше, что это чревато для него, и она не вправе так с ним поступать. Вторая же просто внаглую таяла в волнах удовольствия и мелко дерзила первой, мол, ты только посмотри, ведь никто раньше ее так не целовал, ведь все прошлые мокрые слюнявые лобзания по сравнению с этим просто как небо и земля.
Две горяченные ладони ощутимо сжали ягодицы, легкий рывок, и он усадил ее себе на живот, этими же ладонями оглаживая бедра и заставляя скрестить ноги у него за спиной. Едва он понял, что под задравшимся на поясницу платьем нижним бельем и не пахло, впился зубами и пальцами так, что от столь собственнических проявлений она чуть не завыла. Но не сдержалась, сама прикусила ему губу и вцепилась рукой в собранные в самурайский хвостик волос, когда Бен, все еще поддерживая на весу одной лапищей за попку, второй ладонью на удивление нежно скользнул между складок… и ввел кончики двух пальцев внутрь. Совсем чуть-чуть проник, даже одной фаланги не было, но этого оказалось достаточно. Она с хриплым вскриком выгнулась на пике наслаждения, инстинктивно двигая тазом в низменном желании прочувствовать в себе его пальцы как можно глубже. Сквозь кокон всепоглощающей неги она слышала хриплые переливы его голоса, но разбирать, что именно он шептал ей в шею, сил не было. А когда колючие спазмы оргазма начали отступать, она поняла, что Бен… дрожит. Дрожь отдавалась в ее сжатые на его шее руки, эта же дрожь передавалась через его грудь, к которой она оказалась прижата. Эта же бесхитростная дрожь была на его губах, когда он в несколько шагов с нею на руках дошел до кровати и буквально упав на нее сверху, благодарно прижался к ее пересохшему рту. Сама не понимая, захныкала, когда он зачем-то убрал отовсюду свои пальцы. Но застонала от жестко вжатого между ног откровенного стояка. Полурасстегнутое платье сбилось в комок на животе, в два движения Бен еще больше спустил лямки, оголив грудь.
— Ты даже не представляешь, сколько раз я представлял тебя в своих руках. Спал и видел тебя под собой. Смотрел и бесился, что ты так недосягаема. Ты даже не представляешь, как ты сводишь меня с ума.