Не то время, не те люди (СИ)

Но с него хватит переживаний.

Только потребовал ехать домой, как ведьма взорвалась. Топала ногами и кричала ему что-то о ненастоящих чувствах.

От слов, что и он сам ненастоящий, и завтра его уже не будет, стоял и леденел. Вулкан внутри затихал, словно заливаемый из пожарного гидранта, тело деревенело от понимания, что ведьма его внезапно права.

Что, вообще-то он действительно сегодня рядом, а завтра уже исчезнет из ее жизни, как будто и не было его вовсе. От мысли, что все, что он тут себе напридумывал, всего лишь последствия. Последствия мимолетного развлечения той неуловимой стервы в самолете.

И его снова замкнуло.

Понял, наконец, что вот эту девочку не просто так крючит и ломает.

Понял, что как раз таки вот эта девочка напротив него с застывшими в глазах слезами, нормальная. Хорошая. Добрая. И разрывается от внутренних переживаний не просто так.

Переживала за него.

И не потому что хотел просто трахнуть и свалить.

Потому что грохнут его, как пить дать.

Сразу же и грохнут.

Он остыл окончательно, только слегка ошалел от накрывшей волны нежности. Сам себе поражаясь, дернул за плечо свою ведьму, заставляя повернуться к нему. И охренел от защемившего сердце чувства вины, когда она сразу в комок сжалась. Словно ожидала поучительной затрещины. В голове тут же образовался тугой комок непонятной пустоты.

Не раздумывая ни секунды, обхватил лапами скукоженное личико, и губы сами потянулись снимать горько-соленые слезинки.

От новой просьбы поехать домой, ведьма затряслась, уже не сдерживаясь, заплакала. Молча заплакала, зажмуриваясь так сильно и стискивая до скрежета зубы, что у него внутри все оборвалось. Новые капельки он ловил уже на щеках, мечтая хотя бы так облегчить ей душевную боль. Собирал слезы, мимолетно пробуя на вкус кожу щек, пока не решился.

Он хотел быть нежным.

На свою клятву уже было совсем плевать.

И у него вроде получилось.

Первый его настоящий поцелуй за последнюю тысячу лет был таким охрененным, что он почувствовал себя паломником, впервые получившим возможность прикоснуться к настоящей святыне, попутно сам удивляясь своей чувственности. Вроде был прожженным циником, а тут растаял от одного настоящего поцелуя, невольно сравнивания эти мягкие дрожащие губы с теми, что он неумело поцеловал в машине Люка.

Новый вкус был несравнимо лучше, богаче.

В этот раз ее ротик был для него намного лучше. Словно вот именно для него созданный.

И не было злой безудержной похоти, как прошлый раз, когда он осмелился накрыть точно также подергивающиеся губки. Была лишь огроменная, охрененно огромная мешанина нежности и уюта.

А она ему сразу ответила.

Ответно потрогала своими дьявольски сладкими губами его губы. Потрогала, как кошка лапкой неизведанное осторожненько так трогает. С каждой секундой крыша съезжала с креплений все сильнее и сильнее и хотя хотел получше запомнить эти секунды, не удержался, надавил ртом чуть, заставляя ее раскрыться. И понял, что хочет большего.

Ему было мало, всего мало.

Захотелось выковырять ее из раковины и заставить дрожать еще сильнее. Мазнул языком по распахнутому сахарному рту, ткнулся между острых зубов.

Сорвался, ощутив ответный укол влажного язычка.

Нежностью уже и не пахло, слишком он уж грубо впился.

Ему было мало.

Ничего не соображая, почти вгрызался в божественные губы, намеренно как можно сильнее кусал. Ощущал на себе горячие ладошки, безудержно шаря по бесподобному телу, цепляясь пальцами в различных кусочках и веревочках гостеприимно расстегнутого платья.

На вкус кожа была точно такой же, как тогда в спортзале. И даже еще вкуснее, чем он запомнил.

Где-то глубоко внутри разума понимал, что он слишком груб, слишком жесток. Слишком сильно стискивает хрупкое тельце, вдавливая в себя, слишком нагло вторгается в распахнутый ротик, что сейчас ему казался безупречной красной ямой, до дна которого он так неистово желал добраться.

Но ему и этого было слишком мало.

Ему нужно было еще больше хрипяще-мяукающих стонов, еще больше вжатого в себя раскаленного тела, что с готовностью мягчайшей глины изгибалось под его руками.

Так же бездумно подцепил ее под чудовищно мягкую попку. Свои же ноги чуть не подкосились, когда понял, что трусиками там и не пахнет. Сам не понял, когда успел пальцы в нее сунуть. Совсем чуток втиснул, проверял, насколько она там готовая.

Девочка текла. Водопадом текла. До безумия мокрой была.

Настолько готовой для него была, что почти сам кончил, когда он еще глубже ее пальцами попробовал. И на миг ему показалось, что он узнает ее первобытную дрожь. До боли знакомой ему была это дрожь, заставившая его девочку выгнуться на его руках. Изогнулась так, что на тот же миг испугался, что больно ей и хрипит она совсем не от страсти. Но без труда удержал, еще сильнее прижимая к животу. Пальцы пульсировали в такт ее спазмам, доказывая, что ей не больно ни разу. Его ведьма еще и задергала тазом, словно хотела посильнее насадиться. Его самого трясло, прямо потряхивало. Сам же и удивлялся, как выдержки хватило не спустить прямо в брюки.

— Охренеть. Охренеть. Черт! Черт! Моя девочка. Охренеть.