Не только депрессия. Охота за настроением

(…) Вот спят дети…

Такие спокойные и тихие…

Куда мне вести вас? К великим идеям, высоким подвигам? Или привить лишь необходимые навыки, без которых изгоняют из общества? Но научив сохранять свое достоинство?… Может быть, для каждого из вас свой путь, пусть на вид самый плохой, будет единственно верным? Тишину сонных дыханий и моих тревожных мыслей нарушает рыдание.

Я знаю этот плач, это он плачет.

Сколько детей, столько видов плача: от тихого и сосредоточенного, капризного и неискреннего до крикливого и бесстыдно обнаженного.

Неприятно, когда дети плачут, но только его рыдание – сдавленное, безнадежное, зловещее – пугает…

Сказать «нервный ребенок» – этого мало… Бывают дети, которые старше своих (…) лет.

Эти дети несут напластования многих поколений, в их мозговых извилинах скопилась кровавая мука многих страдальческих столетий.

При малейшем раздражении имеющиеся в потенции боль, скорбь, гнев, бунт прорываются наружу, оставляя впечатление несоответствия бурной реакции незначительному раздражению… Любой пустяк может вывести из равновесия…

С трудом вызовешь улыбку, ясный взгляд и никогда – громкое проявление детской радости.

Если ребенок плачет, то плачут столетия; причитают горе да печаль не потому, что он постоял в углу, а потому, что их угнетали, гнали, притесняли (…)

Я поэтизирую?

Нет, просто спрашиваю, не найдя ответа…

Я подошел к нему и произнес решительным, но ласковым шепотом:

– Не плачь, ребят перебудишь.

Он притих. Я вернулся к себе. Он не заснул.

Это одинокое рыдание, подавляемое по приказу, было слишком мучительно и сиротливо.

Я встал на колени у его кровати и, не обращаясь ни к какому учебнику за словами и интонациями, заговорил монотонно, вполголоса.

– Ты знаешь, я тебя люблю. Но я не могу тебе все позволить. Это ты разбил окно, а не ветер. Ребятам мешал играть. Не съел ужина. Хотел драться в спальне. Я не сержусь. Ты уже исправился: ты шел сам, не вырывался. Ты уже стал послушнее.

Он опять громко плачет. Успокаивание вызывает иногда прямо противоположное действие… Но взрыв, выигрывая в силе, теряет в продолжительности. Мальчик заплакал в голос, чтобы через минуту затихнуть.

– Может, ты голодный? Дать тебе булку?

Последние спазмы в горле. Он уже только всхлипывает, тихо сетуя исстрадавшейся, обиженной, наболевшей душой.

– Поцеловать тебя на сон грядущий? Отрицательное движение головы.

– Ну спи, спи, сынок.

Я легонько дотронулся до его головы.

– Спи.

Он уснул.

Боже, как уберечь эту впечатлительную душу, чтобы ее не затопила грязь жизни?

ВЛ – Что скажешь?

ДС – Узнал.

ВЛ – Кого?…

ДС – Мальчишку того узнал. Это я.