Не только детектив

Осужден и в тот же день расстрелян – есть какой-то дополнительный ужас. А короткое «обв. 58-7-8-11» означало обвинение в подрыве государственной промышленности, транспорта, торговли, совершенном с контрреволюционной целью; терактах в отношении представителей советской власти; пропаганде и агитации с целью подрыва советской власти. Я не стану даже обсуждать, как мог тихий 31-летний старший инженер научного института совершать вменяемые ему преступления. Я просто замечу, что в Книге памяти жертв коммунистических репрессий, какую фамилию ни запишешь в поисковик – пусть странную, смешную, нелепую, – обязательно найдется хоть один погибший. А если фамилия распространенная, как Дьячков, убитых окажутся десятки.

Будучи в Питере, я решил найти тот самый дом, откуда взяли моего двоюродного деда.

И моей бабушке, его сестре, пришла в Краснодар телеграмма: «Владику пришлось срочно уехать».

Все тогда понимали, что это значит.

И у бабушки начались схватки. И родилась моя мама.

…Навигатор привел нас к строению на 13-й линии. Машины проезжали мимо, и люди проходили, но место отчего-то показалось мне заколдованным, заговоренным. Дом смотрел на меня угрюмо. И хоть в нем открыты кое-где были форточки, а некоторые окна гляделись совсем новыми, пластиковыми, казалось почему-то, что он нежилой. Никто не закрывал или открывал шторы, не пел, не слушал музыку и не ругался.

Я подошел к первой парадной. Дверь оказалась закрыта на ключ. Ни домофона, ни списка квартир не имелось. Та же самая история повторилась с другим подъездом. Я подергал дверь. Заперто наглухо.

Я быстро пошел к выходу со двора. В подворотне мне встретилась шедшая навстречу девушка, молодая и некрасивая, в очках. Мне показалось, что она испугалась при виде меня – хотя, видит Бог, я не выгляжу так, чтобы меня бояться на улицах. Однако девушка даже отпрянула. Но я все-таки спросил ее – со всею вежливостью, на которую только был способен: «Простите, а вы не подскажете, где здесь квартира номер пятьдесят восемь?» Она быстро воскликнула: «Нет! Я не знаю!» – и удалилась в глубь двора.

Я вышел из подворотни на улицу. Мне не хотелось больше находиться здесь ни минуты. Вот так, значит, его вывели из этой подворотни на 13-ю линию в ночь на 10 сентября 1937 года – брали ведь ночью, чтоб поменьше шума, и шито-крыто, – и с тех пор его жизнь превратилась в ад. Не в тот ад, о котором чирикают сейчас менеджеры и хипстеры («аццкая работенка»), а в самый настоящий, кромешный, ужасный ад, который моему совсем молодому двоюродному деду устроили его соотечественники, русские люди.

«А ведь мы могли бы быть с ним знакомы», – подумал я. Он запросто мог бы меня тетешкать. А потом рассказывать (как когда-то рассказывал своей младшей сестренке, моей бабушке) что-нибудь умное. И еще он сам воспитал бы своего собственного сына, моего дядю Юру, которого почти двадцать лет учили стыдиться своего отца. И мог бы защищать свою Родину в настоящей, а не придуманной параноиками войне. И многое другое сделал бы для нее благодаря своему незаурядному уму и воле. Однако его давно нет, и никто даже не знает, где он похоронен.

Я сел в машину. Кругом, на счастье, было солнечно и пахло черемухой, и начиналось очередное лето. «Какой-то заговоренный дом», – сказал я жене. «Ты фантазер, – ответила она. – Таких домов в Питере тысячи». «Вот именно», – ответил я и очень быстро отъехал от поребрика.

2014

Поиски такси в сентябре девяносто первого года

Я не много совершил в жизни поступков, которыми впрямь, по-настоящему горжусь-горжусь.

Общим числом, наверное, пять. А может, семь.

В том числе тот, о котором вам расскажу.

Но для начала, дорогие товарищи, давайте, как это принято в литературе (и как необходимо для понимания произошедшего), обрисуем, краткими словами, те обстоятельства времени, места и образа действия, что сопутствовали давнему, но столь важному для моей жизни решению.

Итак, дай руку, мой милый читатель (как любили восклицать авторы восемнадцатого или даже девятнадцатого века), и я перенесу тебя в год одна тысяча девятьсот восемьдесят третий.

Почему именно туда? Для меня восемьдесят третий стал годом судьбоносным и ярким.

В том году, весной, я женился – в первый и, как оказалось, единственный раз.

А следующей зимой у меня родился сын – как впоследствии выяснилось, к сожалению, единственный.

И в восемьдесят третьем я круто поменял свою жизнь – сменив не только место работы, но и профессию. Был инженером-электриком и младшим научным сотрудником – стал журналистом.