Не только Евтушенко

Я бы все-таки отделял шестидесятников от шестидесятничества – снова ссылка на теорию числителя и знаменателя. Вот-вот, если кого-то из евтушенок-шестидесятников я воспринимаю на сопереживательном уровне, а иных вчуже, в чем читатель убедится, листая (а лучше бы, читая) две эти книги, то шестидесятничество как явление входит скорее в мою оценочную систему, и именно на культурно-политической шкале я его и рассматриваю, издали, а теперь еще и из безопасного далека – из-за океана. Но это даже хорошо: лицом к лицу лица не увидать и проч. Прошу прощения за банал.

Это вовсе не значит, что эти мои книги ограничены 60-ми – отнюдь! Однако кое-какие хронологические пределы автор все-таки ставит, пусть и растяжимые в зависимости от персоналий. А так как это не только аналитическая, но и вспоминательная проза, то автору естественно писать про те годы, когда он знал своих героев в личку, то есть в 60 – 70-е до своего отвала из России, хотя некоторых и после – в Москве и в Нью-Йорке: Юнну Мориц, Фазиля Искандера, а Женю Евтушенко – до сих пор. Однако именно Женя прислал мне днями длинное ночное письмо из Талсы, что в штате Оклахома, под конец которого разразился упреками то ли обидами как раз в связи с книгой, которую я сейчас складываю, как ребенок моего детства кубики, а нынешний – фрагменты пазла.

Вы напрасно нахрапом пытаетесь сделать книгу обо мне. Вы ничего не поймете, что я делал все это время, если хотя бы не купите и не пролистаете все три тома из запланированного пятитомника (!) века «Русской поэзии». Да и «Весь Евтушенко» вы явно не соизволили купить, хотя он продавался еще в начале 2000 года. А после явно не читали «Я пришел в двадцать первый век», где все стихи, вышедшие после этого. Собственно, Ваше представление о Евтушенко ограничивается его прошлым, и вы можете сильно приземлиться, разговаривая обо мне бывшем и не зная меня сегодняшнего. Поэтому не жмитесь на тугрики и покупайте все нужные вам книжки, а особенно три вышедшие тома антологии, где триста с лишним моих статей и стихов других поэтов, чьи подборки я составлял сам. Анне Андреевне уделил 90 названий, за что она меня так дальновидно «любила». Но я люблю людей и поэтов не за то, что они меня любят, а за то, что я их люблю.

Той же бессонной ночью я ответил ему: