— Это случилось не сразу, хотя мне с самого начала показалось странным, что он так стремится выполнить за полицию ее работу. Увидев Мюррея в первый и единственный раз, я успела обратить внимание на одну деталь: он на своем велосипеде явно угодил в какую-то аварию — на стекле фонаря в правом верхнем углу виднелась характерная звездочка, на самом фонаре с той же стороны была вмятина и не хватало крючка, так что фонарь крепился к велосипеду обрывком электрического провода. На следующее утро по пути к Нортфилду ко мне обратился молодой человек на том же самом велосипеде — ни тени сомнения: звездочка на стекле, выбоина, провод — все совпадало.
— Ага, это была важная улика, и она заставила вас немедленно углядеть связь между Мюрреем и младшим Ли.
— Вот именно, к тому же это послужило бесспорным доказательством того, что Ли лжет, утверждая, будто в этих краях недавно, и подтверждало мое наблюдение: в его речи нет никакого северного акцента. Впрочем, в его манерах и поведении хватало и других весьма подозрительных неувязок. К примеру, он выдавал себя за профессионального репортера, а руки у него заскорузлые и огрубелые — типичные руки механика. Он заявил, что питает пристрастие к литературе, однако Теннисон у него в кармане был совершенно новенький, частично с неразрезанными страницами и никоим образом не напоминал зачитанный томик любителя изящной словесности. Ну и наконец, когда он безуспешно пытался спрятать мой ключ в карман жилета, я заметила, что карман был уже занят мотком электрического провода, кончик которого высовывался наружу. Для электрика такой шнур — вещь обычная, Ли мог почти машинально сунуть его в карман, но ни газетчику, ни журналисту провод ни к чему.
— Точно-точно. И без сомнений, этот обрывок электрического шнура навел вас на мысль о единственном доме в округе, который освещается электричеством, а также предположить, что электрик обратит свои таланты именно в этом направлении. А теперь скажите, что на этой стадии расследования заставило вас телеграммой уведомить инспектора Ганнинга об использовании вами невидимых чернил?
— Это была просто-напросто предосторожность, я не стала бы пускать их в ход, если бы увидела иные безопасные методы сообщения. Я чувствовала, что меня со всех сторон окружают шпионы, и не могла предсказать, какая возникнет ситуация. Пожалуй, мне не приходилось ранее вести столь сложную игру. Во время нашей прогулки и разговора с молодым человеком на холме мне стало совершенно ясно: чтобы успешно выполнить свою роль, мне необходимо усыпить бдительность шайки и притвориться, будто я попалась в расставленную ими ловушку. Я видела, как упорно меня заставляют обратить внимание на Вуттон-холл. Поэтому я притворилась, что мои подозрения устремлены именно в ту сторону, и позволила злоумышленникам льстить себя надеждой, будто они обвели меня вокруг пальца.
— Ха-ха! Вот это здорово — вы от платили им той же монетой. Чудесная идея — заставить юного мошенника самого доставить письмо, которое его же вместе с дружками засадит за решетку! А он еще посмеивался в кулак и думал, что вас одурачил. Ха-ха-ха!
И стены конторы задрожали от раскатов смеха мистера Дайера.
— Во всем этом деле мне жалко только бедную сестру Анну, — с состраданием в голосе заметила Лавди. — И все же надеюсь, учитывая все обстоятельства, что ей будет не так уж плохо в общине, где единственный закон — принципы христианства, а не религиозные истерики.
ИЗРАЭЛЬ ЗАНГВИЛЛ
1864–1926
Израэль Зангвилл, подданный Ее Величества, был сыном польских эмигрантов. В 1880 году он окончил бесплатную еврейскую школу, позже получил степень бакалавра гуманитарных наук в Лондонском университете. Работал учителем, занимался журналистикой, основал сатирическую газету «Ариэль», участвовал в шестом и седьмом конгрессах сионистов и предлагал образовать государство Израиль на территории Уганды, Ливии, Канады или Австралии. Дружил с Гербертом Уэллсом и Джеромом К. Джеромом, был постоянным автором журнала «Айдлер».
Литературную репутацию Зангвилла составили в основном произведения, посвященные еврейской тематике: романы «Дети гетто» и «Повелитель нищих», серии очерков «Мечтатели гетто», «Комедии гетто», «Трагедии гетто» широко обсуждались в печати и переводились на иностранные языки (нам известно о существовании французских, немецких, идиш и русских переводов).
Огромной популярностью пользовалась его пьеса «Плавильный котел» — на премьере в Вашингтоне, состоявшейся в 1909 году, президент Теодор Рузвельт выкрикнул, перегнувшись через перила ложи: «Отличная пьеса, мистер Зангвилл! Отличная пьеса!»
Как публицист Зангвилл отстаивал идеи пацифизма и поддерживал суфражистское движение. Его жена, Эдит Айртон, была писательницей и феминисткой, а сын Оливер стал знаменитым психологом.