Не только на Рождество

– Ну, он практически не двигается. – Она очень осторожно, как фарфоровую статуэтку, опускает пуделя на землю, и я вижу, что собака от старости еле держится на лапах. Конечности искривлены, а один глаз почти полностью затянут пленкой катаракты. Пудель с тревогой смотрит на Джез здоровым глазом, как будто подсказывая, что, заставляя его стоять, она требует от него слишком многого. Его лапы начинают подрагивать.

– Ох. Он выглядит слишком дряхлым для таких нагрузок.

– Да. Зажился песик. Уже шестнадцать с лишним годков. Верно, Слэб?

– Не гуманнее ли… просто избавить его от страданий?

– О, в нем еще есть жизнь. К тому же Слэбу нравится здесь. Мы его ужасно балуем. И, если честно, он у нас что-то вроде дойной коровы.

– Надолго его сюда определили?

– Ну, вроде как навсегда. Хозяева привезли его к нам год назад на пару недель, но с тех пор продлевают срок содержания. Не думаю, что они планируют забрать его обратно. – Джез пожимает плечами.

– Это бессердечно.

– Бессердечно, это если бы они так щедро не платили по счетам. – Джез усмехается.

– Кто называет собаку Себастьяном?

– Аристократы.

– Неужели? А чем плох Ровер? Или Спайк?

– Это освященная веками традиция: аристократы называют своих детей в честь собак, а собак – в честь детей.

– Да это просто неуважение, – говорю я. – К собакам.

– Ага, – говорит Джез, подхватывая пуделя. – Но зато имена детей легче запомнить. – Она уносит Слэба в один из небольших «люксов», укладывает его на лежанку и закрывает дверь. – Ладно, – говорит она, поворачиваясь ко мне. – Готова взяться за работу?

– Что за работа?

– Не волнуйся. Ничего слишком напряженного.

То, как она произносит «ничего слишком напряженного», меня как раз и напрягает.

Вычесывание блох и в самом деле не требует особых усилий. И даже доставляет что-то вроде удовлетворения. За приличную плату «Собачий уют» предлагает органическую противоблошиную обработку, которая заключается в том, что Джез вместо напалма использует традиционные домашние средства и старомодную технику: вручную вычесывая мерзких крошечных тварей гребнем с длинными зубьями. Как раз в то утро пожилая клиентка привезла на каникулы двухлетнего померанского шпица, больше похожего на гигантский комок свалявшейся шерсти.

– С блохами хитрость в том, – говорит Джез, – что они удивительно умные. Они словно чувствуют приближение гребня и бросаются врассыпную. Так что нужно расчесывать во всех труднодоступных местах, потому что именно там они прячутся. Эти букашки на редкость проворны. Если бы люди обладали прыгучестью блох, кто-то твоего размера мог бы преодолеть высоту того сарая. – Она показывает на постройку позади нас.

– Стало быть, мы должны проявить уважение. – Я многозначительно киваю.

– Вот именно, – говорит Джез, вручая мне гребень и собаку. – Они достойные противники.

Я сажусь на табурет, пристраивая померанца на коленях. Собака испуганно смотрит на меня розоватыми глазками. Несмотря на внушительный объем шерсти, само тело шпица не крупнее небольшого грейпфрута и куда менее плотное. На самом деле это идеальный вес для метания, и Шан наверняка сказала бы, что такую собаку только и швырять, как мячик. И шпиц настолько послушный, что я начинаю задаваться вопросом, не накачивает ли его хозяйка, хотя транквилизаторы вряд ли можно отнести к органике. Более очевидным представляется другое объяснение: собаке нравится груминг, и это подозрение очень скоро подтверждается, когда померанец едва не дрожит от удовольствия.

– Слушай, а как этого зовут? – кричу я Джез. Она высовывает голову из двери сарая.

– Гермиона.

– Логично.

– Но я зову ее Халк.

На вычесывание шпица уходит почти два часа, после чего Джез осматривает собаку и дает добро. Я опускаю собаку на землю, и она элегантно удаляется, как будто гигиенические процедуры – это все, что ей требовалось. Я встаю и со стоном потираю поясницу. Похоже, груминг собак оборачивается куда более серьезной нагрузкой для мышц, чем сидение с утра до ночи перед монитором компьютера. Тут я вижу, как Джез вытаскивает из багажника «Лендровера» огромный мешок сухого собачьего корма.

– Тебе помочь? – предлагаю я без особого энтузиазма.

– Нет, спасибо, я справлюсь. – Джез, крякая, закидывает мешок на плечо и исчезает в сарае, а я следую за ней. Понимаю, что это неразумно, но последние несколько часов я снова и снова прокручиваю в голове разговор с Крупным Рогатым Кэлом.

– А с чего вдруг ветеринар оказался здесь? – как можно более небрежно спрашиваю я. Джез занята тем, что высыпает сухой корм из мешка в огромный мусорный бак.

– У Слэба запор. Такое нередко случается со старыми собаками. Это довольно болезненно, если не принять меры.

Я киваю, не испытывая никакого желания вдаваться в подробности.

– Ты давно его знаешь?

Джез отвлекается и ставит мешок на пол, удивленно вскидывая бровь.

– Кого, Слэба?

Я краснею.

– Крупного Рогатого Кэла.

– Крупного Рогатого Кэла? Ты что, назвала его так в лицо?

– Нет! – горячо возражаю я и тут же признаюсь: – Ну, вроде того.