По первым нескольким месяцам учебы еще, разумеется, преждевременно было судить о перспективах того или иного ученика, но нельзя не заметить, что Барков более всего преуспел именно в том, за что недавно отметил будущего студента экзаменовавший его Ломоносов: в «латинском штиле и элоквенции» (то есть красноречии) и толковании древних латинских авторов – латынь была коньком Баркова. Из донесения профессора Ф. Мюллера, поданного еще через год, 6 октября 1749 года, известно, что Барков (вместе с несколькими другими студентами) желал усовершенствоваться именно в этой области: «В прошлом 748 году апреля 26 и августа 2-го дня писано от меня в поданных академической канцелярии доношениях, между протчим, о недостатках некоторых университетских студентов в латинском языке и в других школьных науках; о том же и в аттестатах господ профессоров, после первого университетского экзамена в канцелярию от меня поданных, упомянуто. Ныне же некоторые из оных студентов, а именно: Иван Елисеев, Иван Борков, Иван Лосовиков, Фадей Охтенский, Федор Соколов, Адриан Дубровский, Василий Клементьев, Степан Румовский, Борис Волков, Игнатей Терентьев, меня просили, дабы иметь старание об обучении их вышеписанным наукам. – Того ради за потребно я разсудил прежния мои предложения повторить, в которых я представил, что необходимо нужно при гимназии учредить верхний класс, ректорский, в котором такие студенты вместе с учениками в гимназии обучены быть должны. А пока сие не сделается, чтоб кого назначить из профессоров, который бы грамматическия и риторическия правила им толковал и задавал компоновать им разныя до штиля и до оратории касающияся экзерциции и оныя экзерциции поправлял бы с обстоятельным изъяснением, понеже без такого основания все труды их в вышних науках будут втуне и академии в предосуждение» [75]. Ректор Фишер не откликнулся на просьбу учащихся, но Барков, вероятно, и без того успешно совершенствовался в латинском языке – тот же Ф. Мюллер, докладывая 12 февраля 1750 года о состоявшемся незадолго до того студенческом экзамене, о Баркове сообщил следующее: «…25. Иван Борков – несколько показал успеху в арифметике, а в других математических науках не столько; также и философии не много учился. Он объявляет, что от большей части трудился в чтении латинских авторов и между оными Саллюстия, которого перевел по русски войну Катилионову; понятия не худова, но долго лежал болен и кажется, что острота его от оной болезни еще нечто претерпевает» [76]. Это был первый самостоятельный переводческий труд Баркова, свидетельствовавший о сформировавшемся у него серьезном интересе к латинской истории и намерении заниматься переводческим трудом [77]. Что до упомянутой болезни, то предполагается, что она была связана с переживаниями Баркова по поводу смерти отца [78].