Не только о Хармсе. От Ивана Баркова до Александра Кондратова

Находившийся в 1850-е годы в Москве, но регулярно получавший информацию обо всем, происходившем в Петербурге, историк Я. Штелин вспоминал: «Около этого времени, именно в 1753 г., являлись в Москве различныя остроумныя и колкия сатиры, написанныя прекрасными стихами, на глупости новейших русских поэтов под вымышленными именами (Autore Barcovio, satyro nato)» ^[98]. И далее: «Барков <…> сделался известным своими острыми сатирами на необразованных новых стихотворцев» ^[99]. Вполне вероятно, что Штелин имел в виду «Сатиру на употребляющих французские слова в русских разговорах» и еще более задорно-полемическую «Сатиру на Самохвала». Последняя явилась откликом на опубликованную в вышедших в 1752 году в «Сочинениях и переводах» Тредиаковского басню «Самохвал». Тредиаковский, задетый претензиями Ломоносова на первенство во введении в отечественную поэтическую практику тонического стихосложения, заносчиво оспаривал свое первенство. Ломоносов в полемику не включился. Зато на вызов ответил Барков: вступившись за своего университетского учителя (и покровителя?) он утрированным языком Тредиаковского – другого университетского преподавателя – высмеял его неумеренные притязания. По-видимому, кроме названных, были и еще какие-то сатирические произведения «на глупости новейших стихотворцев», не дошедшие до нас или неопознанные в качестве таковых. Вполне вероятно, что в те же годы (1752–1753) появилась и одна из знаменитейших и безусловно атрибутируемых Баркову ода «Приапу» – датировка Штелиным времени появления первых произведений под именем Баркова совпадает с пометой при одном из рукописных списков оды «Приапу»: «Списано с оригинала 1752 года» ^[100].

Таким образом, Барков стал помощником Ломоносова, уже не просто проявив свой поэтический талант и темперамент, но и продемонстрировав, на чьей стороне и в каком качестве этот темперамент готов впредь проявляться.

Нельзя не обратить внимание и на еще одно обстоятельство. Многочисленные парафразы или прямые цитаты из Ломоносова в произведениях Баркова все взяты из произведений поэта, созданных в достаточно локальный хронологический период, а именно в 1746–1751 годах: «Ода 1746 года», «Ода 1747 года», «Переложение псалма 145», «Ода 1748 года», «Тамира и Селим», «Ода на взятие Хотина» (у Баркова это оды: «Турову дню», «Приапу», «Описание утренней зари» – всего около десяти подобных произведений). Невозможно утверждать наверное, но и не исключено, что эти произведения Баркова тоже созданы в период около середины 1750-х годов, ко времени назначения Баркова помощником Ломоносова, и сыграли свою роль в этом назначении: использование Барковым произведений Ломоносова в своих одах не было обидным для его учителя; отмеченное «терпимое отношение к ним самого Ломоносова» ^[101] объясняется тем, что Барков в своих сочинениях этого рода использовал «классическую оду ломоносовского стиля» ^[102], не уничтожая ее существо, но лишь гротескно снижая, что было своеобразной поэтической игрой, но не издевкой над образцом.

Итак, с конца зимы 1755 года Барков становится помощником и сотрудником Ломоносова в его трудах и сначала переписывает его труд по истории России (см. выше), а затем «Российскую грамматику»: «Потребно мне на переписку Российской грамматики, сочиненной г. советником и профессором Ломоносовым, – обращается он 12 сентября 1755 года в канцелярию Академии наук, – шесть дестей голландской писчей бумаги. Того ради сим репортую, чтоб повелено было оное число бумаги мне выдать 1755 года, сентября 12 дня» ^[103], а после окончания этой работы принимается за подготовку для сдачи в типографию второго тома «Сочинений» Ломоносова.

За талантливого переписчика шла борьба – его хотели удалить от Ломоносова и вернуть в академическую канцелярию, но, надо полагать, Ломоносов его отстоял, о чем узнаём из очередного документа, составленного в канцелярии 9 февраля следующего 1756 года: «Генваря 29 дня Конференции секретарь и проф. Миллер доношением объявил, определенной де при Конференции копиист Иван Барков находится беспрестанно для письма у г<оспо>д<и>на сов<етника> и проф<ессора> Ломоносова, а при Конференции ежедневно случаются дела, для которых российский копиист необходимо надобен, и требовал, чтоб копииста Баркова возвратить на прежнее место, или определить вместо его кого другова, искусного писца, дабы в настоящих делах не было остановки; приказали: копииста Баркова оставить при советнике г<оспо>д<и>не Ломоносове, ибо он, Барков, переписывает у него сочиненную им, г<оспо>д<и>ном Ломоносовым, „Российскую грамматику“, а вместо ево в Конференцию для переписки ученых дел и прочаго определить находящагося при библиотеке копииста Семена Корелина» ^[104]. Безусловно, переписка и «Российской грамматики», и очередного тома «Сочинений» Ломоносова была для Баркова не менее блестящей школой русского языка, нежели соответствующие университетские курсы.