Не только о театре

Тысячи таких действий мы производим за день, отдавая свое внимание более серьезным вопросам — работе, творчеству, личным отношениям.

Не отвлекаясь от волнующих нас проблем, мы здороваемся, прощаемся, извиняемся, благодарим, платим за проезд на городском транспорте, моем руки перед едой, вытираем ноги при входе в помещение, заводим часы и ждем зеленого света при переходе улицы.

Все эти автоматические действия запрограммированы нашим запоминающим устройством и совершаются сами собой, не затрудняя и не утомляя нас.

Но не все программы одинаковы.

Так же легко и не задумываясь, мы закуриваем, пьем водку, толкаемся, ругаемся и хамим. Это тоже автоматика, но по очень вредной программе, которую никто сознательно не составлял, но которая сама сложилась и утвердилась в результате социальных потрясений, разрухи, войн, беспризорности, в периоды, когда оттенки поведения, стиль человеческих взаимоотношений — законно или незаконно — казались неважными рядом с трагическими судьбами людей.

Мы можем теперь догадываться о корнях этих явлений, но должен наступить момент, когда мы признаем, что корни эти засыпаны новыми слоями почвы, что пора пересмотреть такую программу, что страна, строящая коммунистическое общество, не может равнодушно смотреть на то, как некоторые старые привычки изо дня в день портят настроение людям, ранят самолюбие их и насаждают нравы, абсурдные при нашем политическом строе.

Ощущение счастья или несчастья складывается в душевном мире каждого человека не только в зависимости от того, как идут его дела, каковы материальные условия и успехи, но в большой степени от поведения окружающих его людей, людей, которых человек встречает, видит, слышит. В зависимости от той человеческой атмосферы, в которой он живет.

«… Встреча проходила в теплой, дружественной атмосфере…» — читаем мы нередко в газетах, даже и в тех случаях, когда встречались люди, стоящие на разных идеологических и политических позициях.

И невольно думается, что в наших встречах — советских людей, объединенных общими взглядами на жизнь, общими идеалами и философией — в нашем общежитии, на работе, на улицах, в магазинах, в автобусах — этой самой теплой дружественной атмосферы иногда до странности не хватает.

В нашем бесклассовом обществе устранена эксплуатация человека человеком. Но эксплуатация — не единственный вид ущерба, который один человек может нанести другому. Подавление человеческой личности, оскорбление, обиды, грубость, хамство — все эти виды духовного травмирования, к сожалению, доступны еще людям, которых наша конституция навсегда лишила возможности экономической эксплуатации своих ближних.

Да, все это — старые привычки, но о них нельзя говорить как об отдельных, изредка встречающихся и нетипичных явлениях.

И если в наиболее грубых формах они встречаются у хулиганов, грубиянов и других героев товарищеских судов, то в достаточно ощутимой степени их можно наблюдать и в среде хороших людей, честных работников, беззаветных тружеников, то есть основной массы нашего народа, а это явление гораздо более серьезное, чем поведение отдельного человеконенавистника.

Это — стиль поведения, который сам собою не заменится другим, если наше общество не уделит этому вопросу самого серьезного внимания.

Подавляющее большинство советских людей заслуживает со стороны своих ближних уважения, любезности (есть такое старинное слово!) и, во всяком случае, вежливости. Со стороны знакомых и незнакомых. Со стороны первых встречных, со стороны тех, которых, встретив однажды, они больше никогда не увидят. Да, они этого заслуживают и далеко не всегда получают.

И если после XX съезда партии, после решительного и бесповоротного осуждения всей печальной практики подозрительности и человеконенавистничества, у нас созданы все условия для доверия и для радостного созидательного труда, мы с особым вниманием должны отнестись ко всем остаткам — в обычаях, в повадках, в привычках — беспочвенного недружелюбия, которое нередко проявляют хорошие советские люди в своих отношениях.

Многое, очень многое сделано за последнее десятилетие, чтобы общественная атмосфера очистилась от этого наносного и чуждого советскому народу стиля подозрительности.

Сколько усилий потратила наша общественная мысль хотя бы в области художественной и литературной критики, отучая от пользования дубинкой, «пришивания» политических ошибок и там, где есть только художественное несовершенство, от заушательства и просто… невежливости! Однако и сейчас нет нет да и выскочит такой Угрюм-Бурчеев со своими поношениями, и снова приходится его одергивать, — деликатно напоминать ему, что он несколько запоздал.

А что такое жалобщики, анонимщики, клеветники, отвлекающие внимание и силы честных работников, а иногда и целых учреждений на разбор своих пасквилей, как не печальные анахронизмы, остатки прошедших и навсегда ушедших времен?