Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни

Я не только думаю, что можешь. Я жду, что его выиграешь. Но тут у меня началась полоса падений. Начало сезона 1999 года оказалось полностью провальным. Во второй по значимости гонке года, «ТУР Валенсии», я слетел с велосипеда и чуть не сл°Мал плечо. Взятые мной две недели отдыха не помогли; не успел я вернуться, как снова упал: во время тРенировки на юге Франции пожилая авто-любительница вырулила на обочину дороги и зацепила меня крылом. Чувствуя себя хуже загнанной лошади, я кое-как вымучил гонки «Париж-Ницца» и «Милан-Сан-Ремо», пытаясь в отвратительную погоду добраться до финиша хотя бы в середине пелотона. Я объяснил неудачи плохой формой в «начале сезона и отправился на следующие гонки — где снова упал. На последнем повороте первого этапа меня занесло на мокрой дороге. Колеса попали в темную масляную лужу, велосипед выскользнул из-под меня, и я свалился.

Я уехал домой. Причина была в том, что я просто заржавел, и поэтому мне пришлось две неделе упорно работать над техникой, чтобы снова почувствовать себя в седле уверенно. Вернувшись к гонкам, я больше не падал. И вот наконец мне удалось что-то выиграть — раздельный старт в многодневке «Тур де ла Сартэ». Мои результаты стали улучшаться.

Но самое смешное в том, что в однодневках я уже не был так хорош, как прежде. Я перестал быть тем злым и неуемным юнцом, каким был раньше. Моя манера езды осталась такой лее интенсивной, но стиль и техника стали более расчетливыми, не такими агрессивными. Теперь у меня был другой стимул — психологический, физический и эмоциональный — и этим стимулом был «Тур де Франс».

Ради подготовки к «Тур де Франс» я был готов пожертвовать целым сезоном. Я поставил на эту гонку все. Я пропустил все весенние старты в классике, престижных гонках, которые идут в зачет Кубка мира, и вместо них выбрал всего несколько соревнований, которые могли подвести меня к пику формы в июле. Никто не мог понять, что у меня на уме. Раньше я зарабатывал на жизнь классикой. Почему же теперь я не участвовал в гонках, которые уже не раз выигрывал? В конце концов ко мне подошел какой-то журналист и спросил, заявлен ли я в какой-нибудь весенней классике.

— Нет, — ответил я.

— Да, а почему?

— Готовлюсь к «Тур де Франс».

Он криво улыбнулся и сказал:

— Значит, теперь вы решили показать себя в «Туре».

Словно я сморозил какую-то глупость.

Я только смерил его взглядом и подумал: «Говори, что хочешь, пижон. Жизнь покажет».

Вскоре после этого я столкнулся в лифте с Мигелем Индурайном. Он тоже спросил, почему я не выступаю.

— Много времени трачу на тренировки в Пиренеях, — сказал я.

— Зачем? — спросил он. — Чего ради?

— Ради «Тур де Франс».

Он удивленно поднял брови, но от комментариев воздержался.

Каждый член команды «Postal» был так же предан «Тур де Франс», как и я. Вот кто входил в состав группы «Postal»: Фрэнки Эндрю, крупный, мощный спринтер и наш капитан, умудренный опытом ветеран, который знал меня еще подростКом; Кевин Ливингстон и Тайлер Хэмилтон были нашими молодыми горняками; Джордж Хинкепи — победитель «U.S.Pro» и еще один мощный спринтер типа Фрэнки; Кристиан Вандевельде — один из самых талантливых новобранцев; Паскаль Дераме, Джонатан Вотерс и Питер Мейнерт-Нильсен — верные помощники, готовые часами гнать на высокой скорости и не жаловаться.

Человеком, который создал из нас команду, был наш директор, Йохан Брюнель, бельгиец с непроницаемым лицом игрока в покер и бывший участник «Тура». Йохан знал, что нужно для победы в «Туре»; он дважды был победителем на этапах. В 1993 году он выиграл самый быстрый на то время этап за всю историю «Тура», а в 1995 году выиграл еще один, когда эффектно обошел Индурайна на финише в Льеже. Они с Индурайном ушли в отрыв вдвоем, и Йохан всю дорогу просидел на колесе у Индурайна, а затем сделал рывок и обставил испанца в спурте на самой финишной черте. Он был умным и изобретательным гонщиком, который знал, как обойти более сильных соперников, и сумел привить это стратегическое чутье ребятам нашей команды.

Идея проведения командных тренировочных сборов принадлежала Йохану. Мы поверили в план и без жалоб проводили целые недели в Альпах и Пиренеях. Мы изучали горные участки трассы «Тура» и практиковались на подъемах, которые нам предстояло преодолеть, дружно откатать семь часов в день при любой погоде

На горных участках я старался держаться поближе к Кевину и Тайлеру, потому что они были нашими главными горняками, и это им предстояло проделать основную работу, втягивая меня на крутые подъемы. В то время как большинство гонщиков отдыхали перед новым сезоном или выступали в классике, мы в кошмарных условиях крутили педали в горах.

У нас с Йоханом родилась походная шутка. Был январь, и в Пиренеях каждый день лил дождь. Я выбивался из последних сил, штурмуя бесконечные подъемы, а Йохан следовал за нами в уютной теплой машине и развлекал меня болтовней по рации.

Однажды я вышел в эфир и сказал:

— Йохан?

— Да, Лэнс, что ты хочешь?

— В следующем году я перехожу в классику.

С тех пор я говорил это каждый день. Довольно скоро Иохан уже знал, что будет дальше.