Не только память

Помню, пока не прибыло оборудование из Советского Союза, на площадке трудились один бульдозер и один экскаватор. Экскаватор срезал холм в углу площадки, бульдозер растаскивал землю по соседней ложбине. У геодезистов с каждым днем прибавлялось работы. Они врывались в хижину, промокшие до костей, — никакие зонтики не спасут от бирманского летнего муссонного ливня — и простуженными голосами спорили с Витей Молдавановым, первым прорабом Технологического. Стройка приобретала должный вид. Из Одессы пришли экскаваторы и МАЗы. У въезда на площадку бирманцы построили временную контору — длинный барак. Его разгородили пополам — бирманская и советская половины. Но на следующий день пришлось прорубить дверь в стене — строители не могли обходиться друг без друга.

В это же время на другом конце Рангуна, у озера Инья, рождалась еще одна строительная площадка — сооружали гостиницу. В горы, в Шанское государство, уехали первые строители возводить госпиталь в Таунджи. Это и были три объекта, которые Советский Союз обещал построить в дар Бирме. Мы готовили проекты и рабочие чертежи, присылали специалистов и инструкторов, строительные материалы, которых нет в Бирме, оборудование. Бирма предоставляла рабочую силу и такие строительные материалы, как песок, щебень, лес. Кстати, надо сказать об одной интересной черте соглашения о строительстве этих объектов. Узнав о решении Советского правительства подарить Бирме институт, гостиницу и госпиталь, бирманцы объявили о своем желании сделать ответный подарок. И подарили нам рис — количество риса, равное по стоимости советскому подарку.

Сначала было нелегко. Почти все строители впервые оказались за границей да еще в Бирме, климат которой отличается завидным постоянством. Полгода и даже больше не выпадает ни капли дождя. К концу сухого периода, к маю, страна накаляется так, что днем можно зажариться живьем. В Рангуне спасают деревья, а севернее деревьев нет, и там жарятся. Потом приходит муссон. Сначала он накапливает силы, грозит с океана лиловыми башнями туч, затем решительно бросается в атаку, и начинается великий дождь. В течение следующих четырех месяцев забываешь, что существует солнце, — оно проглядывает изредка сквозь тучи мутным, блеклым пятном, потом снова темнеет, и в сумеречный воздух вваливаются новые потоки воды. Муссон, которого ждал как манны небесной, муссон, который, казалось бы, пришел спасти страну, оборачивается через несколько недель не меньшим бедствием, чем сушь. Ни шагу без зонтика. Воздух, сравнительно прохладный, настолько наполнен водой, что кажется, ты сидишь в остывающей бане и все время хочется открыть дверь и выйти наружу. Прибрежным равнинам начинают угрожать наводнения. Короткие ураганы обрывают провода и валят телеграфные столбы; падают огромные, в три обхвата, деревья.

Конечно, ко всему этому можно привыкнуть, и строители привыкали. Но нулевой цикл — фундамент, подземные коммуникации — надо было обязательно кончить до-лета, если мы не хотели, чтобы котлованы превратились в озера п колодцы. А коль принять во внимание, что институт — это главный корпус, три лабораторных корпуса, полдюжины общежитий, большая столовая, несколько домов для профессоров и преподавателей, общежитие аспирантов, то понятно, какая предстояла работа. Конечно, все относительно — в Советском Союзе таких строек тысячи… Но если подходить ко всему с одной меркой, то можно потерять чувство пропорции. Я помню, как в Гизе, у пирамиды Хеопса, один мой знакомый строитель сказал, приглядевшись к чуду света: «Если нашему тресту подкинуть техники со стороны, года за два бы управились».