Муж тетушки засунул упирающуюся меня в машину и повез к месту «работы». Ехать долго не пришлось, дорога заняла всего минут пять.
Переодетую меня за шиворот выволокли из машины и повели…угадайте куда? К церкви! Нет! Только не это!
У дверей церкви и на ее ступенях уже собрались несколько детей, явно цыганской принадлежности, в потрепанной одежонке и с нарочно перемазанным лицом. Там же стояла и якобы их мамаша, на деле же — проверяющая цыганка, чтобы сорванцы не карманили деньги, которые им подадут. Меня поставили рядом с ними и сказали поучиться, как надо работать у опытных товарищей.
Мне приветливо кивнули дети — замарашки, чтобы сразу же скукситься при виде приближающегося прихожанина и жалобно заканючить:
— Подайте, Христа ради! На лечение! — голосил один.
— Кушать хочется! — жалобно взвыл другой и сделал лодочкой ладошки, требуя подаяние. — Дай Бог вам здоровьичка! — желали, если им что-то перепадало или: — Чтоб ты сдох, скряга! — если проходили мимо.
Я впала в ступор! Я не буду этого делать! Я — не бомж и не цыганка! Не собираюсь побираться и просить милостыню! Меня била крупная дрожь. Так стыдно, что не знаю, куда глаза деть!
Я посмотрела на машину, в которой сидел Петша и наблюдал за мной. Я спустилась с лестницы у церкви, перешла дорогу и направилась прямиком к его машине. Его взгляд становился злее и тяжелее с каждым моим шагом.
— Извините! — подняла на него глаза. — Я не могу этого сделать! Пожалуйста… — не успела закончить, как была резко прервана.
— Нет! Ты пойдешь туда и до окончания службы будешь покорно стоять с протянутой рукой! Нравится тебе это или нет! — прорычал мне в лицо, брызгая слюной.
— Нет! — тихо прошептала я, внутренне сжавшись в комочек.
— Что ты сказала? — переспросил с издевкой он, явно расслышав.
— Нет! — крикнула я.
Его реакция не заставила себя долго ждать! Тяжелый удар наотмашь обжег мою щеку и я упала на асфальт, содрав в кровь колени и расцарапав ладошки.
— Дети должны слушать старших! Это главный закон! Ослушание карается наказанием! — больно вздернул меня за плечо и крепко сжал. — Харман мне все про тебя рассказал, так как я его правая рука, и дал мне полное право воспитать из тебя приличную девушку так, как я сочту нужным! Так что даже не думай, что он за тебя заступится! — прошептал мне на ушко. — А теперь ты пойдешь на свое место и будешь стоять с протянутой рукой, как было велено! Поняла? — еще страшнее процедил он.
Я пошла в указанном направлении, села на ступеньку и так громко зарыдала, размазывая по лицу слезы и сопли, что цыганята опешили и начали зло шикать на меня, чтобы не мешала их работе. А то их тоже накажут!
Я спрятала лицо в своей длинной юбке и подвывала, что было сил! От боли, от несправедливости, от жгучего стыда!
Ну ничего! Это последние слезы, которые я проливаю при них! Больше они не увидят мою слабость- это непозволительная роскошь!
Выходящие на шум прихожане видели только рыдающую цыганскую девчушку, никто даже не спросил, нужна ли мне помощь. Максимум — бросили пару сотен, успокаивая свою совесть!
Я собрала деньги, зажала в кулак и продолжила драть глотку, но уже специально! На место боли и горечи пришла злость, ярость и мое непослушание! А вот люблю я делать назло!
Поняв, что своим ором я спугну весь заработок у цыганят, Петша вылез из машины, поравнялся со мной, и, сильно сжав мое предплечье, затолкал в машину, переведя через дорогу. Ну вот! Одной цели я добилась! Еще раз на такую «работу» они поостерегутся меня отправлять!
Глава 13. Нестандартное поведение
У дома Петша открыл двери машины, схватил меня за грудки, так что ветхая ткань платья затрещала, и втолкнул во двор. Там буквально проволок меня по выложенной кирпичом дорожке, и кинул на пол в прихожей. Выглядело это, примерно, как запустить самолетик, потому что я еще и прокатилась по инерции, чуть ли не до кухни.
Я, несмотря на боль во всем теле, улыбнулась, и с такой дикой улыбкой на лице встала, демонстративно отряхиваясь, будто меня это ни капельки не задело! Так вот она жизнь сиротки! Чтож, надо втягиваться! Так мне и надо, хотя я ни разу не мазохистка! Сама виновата!
Как — то очень уж тихо! Я огляделась и увидела на лестнице Мирелу с Луладджей. Видимо, бежали нас встречать, когда стали свидетелями такой шокирующей картины. Девчонки были белее мела с широко распахнутыми глазами.
Я им криво ухмыльнулась, показывая, что в порядке, но щека ужасно горела и онемела, ощущение, будто отсутствует половина лица.
Петша не проронил ни слова! Он смотрел на меня с немым вопросом во взгляде «разве так должен себя вести ребенок после побоев?!». С кухни направлялся к нам «небезызвестный бубенчик». Тетушка Шофранка зашла в комнату:
— Чего так рано заявились?! Что тут… — увидела мою опухшую щеку и ее сильно подведенные карандашом глаза увеличились вдвое. — Петша! Что случилось? Боже! Смотри какая у нее теперь щека! Что же делать?! — испугалась тетушка. — Харман с нас три шкуры спустит!