Не твой день для смерти

– Ну да! А где же еще. Были просто головки, как бы детские. Некоторые с крылышками…

– Голова с крылышками? Курицы что ли?– смеялся мальчишка.

– Были скульптуры по пояс, а некоторые в полный рост, – словно не слыша смеха, продолжала рассказчица. – Часть из них – совсем голые. Эти нам особенно нравились. Мы с девчонками бегали тайком на них смотреть: там были и дяденьки и тетеньки из камня. Было интересно и весело! Людские фигуры поддерживали балконы или просто стояли по обе стороны дверей. А двери были высокие: метра по три!

– Это для титанов что ли?

– Титаны в пещерах живут, всякому известно. А высокие двери… Они для обычных людей. Просто для красоты. Заходит маленький человек, сгорбленный от своих забот, в такие двери – и распрямляется невольно. И вот он уже почти достал головой до звезд! И потолки в домах были высокие-превысокие. Говорили, что в таких комнатах мечтается хорошо и дети в них вырастают особенные. Они иначе смотрят на мир. Я бывала в такой квартире, там мамина подружка жила.

– А еще у домов были колонны…

– Но колонны и сейчас есть!

– Сейчас прямые, как карандаши. К тому же четырехгранные. Наверху – ничего. А тогда верхушка каждой колонны была похожа на крону дерева или корзину с фруктами и птицами.

– А зачем все это?

– Для красоты. Это сейчас, что ни делается, для пользы. Только радости от этой пользы немного. И даже когда эту колонну в разные цвета размалюют, не на много красивей выходит.

– Но разве живая птица не лучше каменной и живые фрукты не полезней гипсовых? Может, и не надо все это было лепить?

– Конечно, конечно, – не споря, шла на попятную и тут же соглашалась старушка. – Вот и они так считали. Однажды эти чудные украшения решили убрать. Их назвали "архитектурными излишествами" и сочли, что они способствуют процветанию неравенства в нашей демократической стране. Мол, у одного дом с такими завитушками, а у других нет. Вот и было приказано все уравнять. Осталось, правда, несколько, на окраинах.

А остальные… Все "излишества" уничтожили. Вместе с домами.

Климу про развитую демократию рассказывали с первых классов, поэтому он неплохо разбирался в вопросах народовластия:

– Все правильно: это и есть демократия, равенство, забота о людях!

– Я тоже так думала. А потом обратила внимание, что на месте снесенных домов не появлялись скверы или парки для отдыха трудящихся или дома культуры для бесплатного и содержательного времяпрепровождения. Вместо уничтоженной красоты строили бетонные высотки с низкими потолками и крошечными окнами, чтобы максимально затромбовать туда жильцов.

– Так людей становилось больше, жить-то где-то надо?

– Конечно-конечно, – привычно кивала бабушка. – Но половина квартир в этих домах пустовала: жилые метры стоили дорого, и народ предпочитал строить лачуги из подручных материалов рядом и где попало. Но тоже поближе к центру, где больше жизни, работы и еды.

Вспоминать, как ломали старенькие домики с украшениями, Варвара Эдуардовна не любила. Потому что всегда плакала:

– Как мне их было жалко… Ведь можно было сберечь – под детские садики отдать, да мало ли! Я помню, как под ковшом пароэкскаваторов и гусеницами тракторов исчезала многовековая, пришедшая из прошлого красота: раскалывалась лепнина, перемешивалась с грязью разноцветная кафельная и керамическая плитка. Иногда на чердаках этих домов находили книги, поэтому за сносом внимательно наблюдали сотрудники спецслужбы и тут же изымали найденную литературу.

– Еще я помню невысокого юркого человека, похожего на мудрого лиса, с тоненькими усиками и очками в прямоугольной проволочной желтой оправе. Он бросался под нож тракторов и выхватывал оттуда все, что можно было сохранить. Однажды он выволок из-под завала старинной аптеки чугунный радиатор отопления начала двадцатого века. И откуда у него силы взялись? Хотели отобрать находку, так он, сгибаясь под ее тяжестью, побежал в музей. Так и не догнали. Человек этот был директором первого и единственного в городе Центрального музея Симфидора. Директор и сейчас жив. Правда, уже не работает. Хворает, без палочки не ходит.

– Мы с папой были в этом музее, я не видел никаких радиаторов, – возразил Клим.

– Ну, так ясно, что не видели! Поначалу в музеях выставляли все найденные предметы старины. И это сильно смущало людей, потому что многие вещи, которыми пользовались наши "недоразвитые" предки, были куда как лучше, красивей и надежней современных. После многочисленных жалоб особым указом было велено большинство экспонатов спрятать в запасник на постоянное хранение.

А для широкого показа остались символы нашего прогресса – модели дирижаблей и паромобилей, макет дымящего завода и сияющие портреты современников – героев труда и отдыха. Оставили и зал старины.

—Я помню, помню его хорошо: там цепи были, кандалы, мотки колючей проволоки… Не хотел бы я жить в том прошлом!

– О том и речь. Только это и оставили. А ведь судить по одним ржавым кандалам обо всей эпохе не очень умно.