К Давиду подошел очередной чиновник, а я заказала у бармена еще один коктейль. Я находилась у стойки, когда ОН вошел в двери. Сердце подскочило к горлу, а потом камнем вниз. Первая мысль – соскучилась. Дико. Всего пару недель не видела, кажется, что это за ерунда для нас? Но видеть его здесь было дико волнительно. Высокий, в темно-синем брючном костюме. Сердце словно птица в клетке. Стояла и пялилась, как идиотка. А в следующий момент вся его магия в пыль рассыпалась.
Смотрела на то, как эта мымра подскочила к нему и бросилась обниматься. Не дышала вовсе, кажется. Ждала, как же он отреагирует, что сделает. Словно мне было мало слов той дуры. Конечно, мало. Я же мазохистка чертова. Люблю, видимо, когда больно. Вот и сейчас упивалась своей агонией, когда его рука легла на ее талию. Когда, повернувшись к ней, он что-то сказал, а она подскочила и поцеловал его в губы.
Трясет. И дышать не могу. Отвернулась, прикрыла глаза. Нет. Не хочу этого. Уйти хочу, убежать. Снова навоображала себе. Та поездка за город, наши взгляды и откровения. Грех сына любит, а я на себя переняла. И сейчас меня больно так швырнуло с небес на землю. Получай, Еся. Сама ведь бежала от него в свое время, как от огня. Вот и выхватывай теперь бумеранг. Сказал же тебе, что есть ему с кем быть. А я только на себя могу рассчитывать.
– Есень, ты снова от меня убежала, – услышала голов Давида. Посмотрела на него умоляюще.
– Вызовешь мне такси?
Нахмурился.
– Пошли, – он взял меня за руку. Крепко взял. А я и вцепилась в его ладонь, позволяя утянуть себя. Куда угодно только не здесь. Только не смотреть на них.
Он вывел меня на танцпол. Прижал к себе.
– Что ты делаешь?
– Хочу, чтобы ты потанцевала со мной. Не сопротивляйся, все будет хорошо, – он прижал еще сильней и закружил в танце.
– Давид, ты ведь понимаешь, что у нас ничего не выйдет в итоге, – спросила шепотом, глядя в его черные глаза. Он не похож на мужчин, которым можно сказать «нет». Но я была настроена решительно. Лешанский улыбнулся.
– Жизнь такая сложная штука, Есень. Сегодня ты уверена в одном, а завтра уже живешь совсем другой жизнью.
Я не слушала его. И не хотела разбираться в тайном смысле его фраз. Уже было хотела прервать танец и прекратить все, как вдруг кто-то больно схватил меня за плечо.
Я видела, как напряженно смотрит Давид поверх моей головы. Я стояла к нему спиной, но была уверенна – это он. Сердце в груди галопом, ноги ватные и почему-то плакать захотелось.
– Руки от нее убрал, – Грех потянул на себя, но Давид еще крепче сжал мою талию
– А то что? Тайсон, тебе жить спокойно надоело?
Оба были заведены. Казалось, весь зал сморит на нас. Я хотела выбраться из рук Лешанского, но он не отпускал. Волком смотрел на Греха.
– Отпусти ее, Лешанский, я два раза повторять не буду. В следующий раз просто руку твою, нахрен, вырву.
Давид перевел на меня взгляд.
– Отпусти. – Кивнула. Он прищурился недобро, но сделал как я и просила.
– За мной иди, – Грех схватил меня за плечо и потянул на выход.
– Тайсон! – бросил ему Давид. – У тебя две минуты. Моя доброта весьма краткосрочна.
Клянусь, я слышала грозный рык Греховского. Гера вывел меня в коридор. Он держал меня настолько крепко, что было больно. Хотелось плакать. Я не могла так больше. Почему он так себя ведет? Какое право имеет? Зачем опозорил меня перед Лешанским да и среди всех присутствующих?! Я ненавижу его!
Тайсон
Меня разрывало от злости. Когда увидел ее с ним, бл*дь, скрутило! Мало мне двухнедельного марафона по поиску крысы среди своих бойцов. Каждый гребаный день о них мысли, но не мог вырваться. В жуткий замес попали. Как только решил все вопросы, обратно. С трапа самолета сразу к ним. Приехал, с цветами, с пакетом подарков сыну, а дома никого. Поцеловал дверь. Что делать? Тут Лика названивать начала. Приезжай, говорит, что -то важное покажу. И показала.
Словно чем-то тяжелым долбанули по башке. Первые мысли:«Не может быть!» Но нет. Она снова с ним. Прижалась к нему, танцует. Красивая до чертиков, вены крутит от желания содрать с нее это платье и наказать. Ментяру замочить хотел. Тварь. Спасло его только то, что вокруг люди. Но я это так просто не оставлю. Уничтожу, суку. Пожалеет, что на свет родился.
Схватил ее, как сдержался и прям там на месте не разорвал – не знаю. Идти не хочет, упирается. Смотрит на меня так, будто я ей дерьмо какое сделал. Снова стерву включила.
В стену ее швырнул, придавил. Глаза свои красивые распахнула, смотрит на меня, губа нижняя дрожит.
– Ты че творишь, Синица? Хочешь, чтобы я прямо здесь его грохнул? – прорычал, приблизившись к ней. Вдохнул запах ее кожи, и чуть крышей не поехал.
– Отпусти, мне больно, – зашипела, смотрит на меня как на насильника какого-то, как на грязь.
– Отпустить, чтобы ты к мусору пошла?! Чтобы он там лапал тебя у всех на виду?!
Взвилась в руках.
– А тебе какая разница, у всех на виду он это делает или нет?! Мы на вечере твоей невесты, так что иди и запрещай там!