Я сам отворачиваюсь от яркого света. Еще мгновение, и состав проносится мимо, унося с собой часть наших нервных клеток.
– Уау, пап! Ты видел? Он чуть было не наехал на нас!
На самом деле поезд также пролетел за ограждающим канатом, куда посетителям отрезан путь. Для нас выделена специальная безопасная дорожка, на которой до тебя не дотянется ни один монстр в этой комнате. Но обычно это понимаешь только в конце, после того как выйдешь отсюда и начнешь думать трезво. А не вздрагивать, гонимый инстинктом.
Я пытаюсь вспомнить, что там дальше, чтобы подготовить Алису. Но, похоже, ее только веселит происходящее.
Свет снова выключается, накрывая нас пологом мрака и тишины.
Шаг. Второй. Третий. Жуткий хохот раздается со всех сторон, окружая нас слева и справа. В темноте чудится, что кто-то шевелится впереди. По ногам проходится холодок, окутывая и поднимаясь волной уже по спине. Мурашки невольно бегут врассыпную по телу.
Я знаю, что все страшилки тут построены на эффекте неожиданности. Когда убирают освещение, нагнетая пугающие эмоции. Дается несколько секунд, чтобы воображение нарисовало в голове вселяющую страх картинку, и с
громким звуком перед тобой выпрыгивает нечто, будь то поезд, или бочки, или куклы в виде зомби. И тогда сердце готово выскочить из груди, а в коленях появляется предательская дрожь даже у взрослых.
Очертания начинают проясняться. Впереди маячит человеческая фигура в белом. Мы засматриваемся на нее, отвлекаясь, а в это время со стены из портрета вдруг наполовину вылезает туловище с лысой головой и длинными руками. Тянет тонкие, длинные, костлявые пальцы в нашу сторону.
Яна шарахается ко мне, прижимаясь к плечу. Прячет лицо и начинает часто дышать. Мне не нравится ее реакция. Даже Алиса воспринимает происходящее как веселый мультик с ужастиками.
Я пытаюсь спросить у Яны, все ли в порядке, на что в ответ она неопределенно мотает головой.
Вроде да, а вроде и нет.
Я снова задаю ей тот же вопрос. Трясу за плечо, вглядываясь в бледное лицо. А после, несмотря на приглушенное освещение, замечаю, как у нее расширяются зрачки. На лбу выступают капельки пота. И она молча тычет куда-то вперед.
Это не похоже на обычную реакцию. В ее глазах не просто страх, а неконтролируемый ужас, который со страшной силой набирает обороты. Полноценная истерика.
– Ян? Яна? Тебе плохо? Ответь. Яна? Включите свет! – кричу во весь голос последнюю фразу, поднимая вверх свободную руку, следуя инструкции. – Яна? Родная? Маленькая моя, что с тобой?
Загорается свет, останавливая шоу. Помещение из жуткого становится обычной комнатой с дешевыми кукольными декорациями. Даже та самая половина туловища, торчащая из портрета, кажется смешной и нелепой.
– Яна, котенок, тише! Тише! Чего ты так испугалась? Дыши, родная, дыши!
Я спускаю с рук на пол растерянную Алису, которая не понимает, что происходит. Только что было страшно и весело, а сейчас к нам навстречу бежит встревоженная незнакомая женщина средних лет и мама вздрагивает, закрыв лицо руками.
Я позволяю себе обнять Яну за плечи. Нежно глажу по спине, по распущенным волосам, голове, шепчу какие-то успокаивающие нежности. Вдыхаю аромат цветочного мыла, исходящий от ее волос.
– Все хорошо, малыш. Ну ты чего? Все закончилось. Это просто шоу, обычный спектакль. Слышишь?
Я чувствую, как постепенно напряжение уходит и Яна начинает расслабляться. Перестает вздрагивать. Дыхание выравнивается, и она доверчиво льнет ко мне.
– Все в порядке? Вы в норме? – спрашивает встревоженная работница комнаты страха. – Помощь не нужна? Может, воды?
– Все хорошо. Извините, – отзывается Яна, не поднимая головы и продолжая носом чертить по воротнику моей рубашки.
– Ну вы тогда… – теряется женщина.
– Мы не будем продолжать. Мы уходим, – резюмирую в ответ.
– Мам, смотри, он совсем не страшный! Он же игрушечный! – вклинивается Алиса, показывая в сторону, куда Яна избегает смотреть.
Там ростовая кукла клоуна с разукрашенной жуткой улыбкой. Не то чтобы сильно страшная, но при плохом освещении и нужной подаче наверняка смотрелась реалистично.
– Я боюсь их, – выдыхает Яна. И поясняет: – Клоунов. С детства. Помню, первый раз увидела его, когда была ребенком. Родители заказали мне на день рождения подарок. Думали, будет весело. Он мерзко хохотал, кривлялся, а после мне начали сниться кошмары. Я не ходила в цирк из-за этого. Боялась. Отец с матерью не понимали, думали, я капризничаю.
– Почему не сказала сейчас? – спрашиваю тихо.
– Я не знала, что здесь встречу что-то подобное. Я раньше здесь ни разу не была. Да и столько времени прошло, казалось бы, должна перерасти детские страхи. Прости. Мне стыдно, – признается она виновато.
Я продолжаю сжимать ее в объятиях. Яна сейчас кажется такой беззащитной, открытой, уязвимой, что хочется закрыть ее собой, защитить от всего мира.
Между нами на время рухнула стена отчуждения, и я слышу, как доверчиво бьется ее сердце, как обжигает шею почти выровнявшееся дыхание, как под натиском ситуации плавится лед наших отношений. Яна успокаивается в моих руках. Приходит в себя, пока я, как могу, пытаюсь приободрить ее.