Не тычьте в меня этой штукой

Как я уже говорил, они задавали множество довольно смутных вопросов, и некоторые, очевидно, относились к делу непосредственно. Учтите, я не был так уж сильно уверен, в чем вообще это дело состоит, поэтому, быть может, я тут и не судья. Их интересовал Фугас, хотя они, похоже, знали про него заведомо больше, чем я. С другой стороны, они, судя по всему, не слыхали, что он умер; вот это забавно, да. В разговоре я несколько раз упоминал полковника Блюхера – даже пытался произнести его фамилию как «Блукер», – но они не реагировали.

И вот наконец-то парочка принялась запихивать оборудование в свои парные чемоданчики, будто дело закрыто, что моментально меня насторожило: главный вопрос явно будет задан небрежно, походя, когда они поднимутся и направятся к двери.

– А скажите, мистер Маккабрей, – спросил один небрежно, походя, когда они оба поднялись и направились к двери, – что вы думаете о миссис Крампф?

– Сердце ее, – горько ответствовал я, – что плевок на ладони, по которой шлепает дикарь, – никак не скажешь, куда он полетит.

– Это очень мило, мистер Маккабрей, – сказал один, понимающе качая головой. – Это М. Ф. Шил[190], не так ли? Верно ли я понимаю, что вы считаете ее в какой-то мере ответственной за ваши нынешние затруднения?

– Разумеется, считаю – я же не полный, черт возьми, идиот. Или «лох», как тут у вас принято выражаться, я полагаю.

– А вот здесь вы можете ошибаться, – мягко произнес второй агент. – У вас нет ни единого обоснованного довода, чтобы предполагать, будто миссис Крампф неискренна в своих чувствах к вам; и уж совершенно точно никаких оснований предполагать, будто она вас подставила.

Я зарычал.

– Мистер Маккабрей, мне бы не хотелось выглядеть неуместно дерзким, но могу ли я спросить, насколько обширен ваш опыт общения с женщинами?

– Некоторые мои лучшие друзья – женщины, – рявкнул я, – хотя мне бы определенно не хотелось, чтобы моя дочь вышла за какую-нибудь замуж.

– Понимаю. Что ж, мне кажется, нам нет нужды задерживать вас в поездке и дальше, сэр. Шерифу будет сказано, что вы не убивали мистера Крампфа, и поскольку вы, судя по всему, более не являетесь для Вашингтона компрометирующим фактором, нас пока вы больше не интересуете. Если окажется, что мы не правы, мы э-э… найдем способ вас отыскать, разумеется.

– Разумеется, – согласился я.

Пока они шли через кабинет, я отчаянно рылся в своем бедном обалдевшем мозгу – ив конечном итоге выудил здоровенный и заскорузлый вопрос, который еще не был задан.

– Так кто же убил Крампфа? – спросил я.

Они помедлили и пусто глянули на меня.

– У нас нет ни малейшего понятия. Мы приехали сюда, чтобы сделать это самим, но теперь большого значения это не имеет.

Отрадная прощальная реплика, согласитесь.

– Можно мне еще капельку виски, мистер Чарли?

– Да, конечно, Джок, угощайся; он вернет на твои щеки розочки.

– Спс. Глуг, чмок. Арргх. Ну что, значицца, все в порядке, нет, мистер Чарли?

Я свирепо развернулся к нему.

– Разумеется, ничего ни в каком не порядке, отпездал, эти два громилы намерены раздавить нас, как только мы отъедем подальше. Послушай, ты думаешь, что эти помощники тут – свиньи? Да они, дьявол их задери, просто суфражистки рядом с теми двумя сладкоречивыми убийцами; это же подлинные президентские устранители проблем, и проблема здесь – мы с тобой.

– Не поал. Чё ж они тада нас сразу не устранили?

– Ох господи ты боже мой, Джок, смотри: устранил бы нас мистер Мартленд, если бы ему это было на руку?

– Ну, еще б.

– Но стал бы он это делать прямо в полицейском участке на Хаф-Мун-стрит перед законными лягашами?

– Не-а, чё б? Ой, я поал. У-уу.

– Прости, что назвал тебя отпездалом, Джок.

– Ничё, мистер Чарли, вы чутка разволновальсь, я пмаю.

– Да, Джок.

Вошел шериф и вернул нам содержимое наших карманов, включая мой «банкирский особый». Патроны лежали в отдельном конверте. Шериф уже не был изыскан – он очень сильно нас ненавидел.

– Я получил инструкции, – произнес он так, будто сплевывал рыбьи кости, – не привлекать вас за убийство, которое вы вчера совершили. Снаружи вас ждет такси, и мне бы хотелось, чтобы вы в него сели, убрались из этого округа и больше никогда сюда не возвращались. – Он очень плотно зажмурился и глаз больше не раскрывал, будто надеялся проснуться в совершенно другом временном потоке – где Ч. Маккабрей и Дж. Конда никогда не рождались.

Мы на цыпочках вышли.

Помощники стояли в приемной – гордо, с бессмысленными ухмылками, что свойственны их породе. Я подошел поближе к тому, что был крупнее и мерзотнее.

– Твои мать и отец встретились только один раз, – осмотрительно сказал я. – Из рук в руки перешли деньги. Вероятно, дайм.

Толкая дверь на улицу, Джок спросил:

– А дайм – эт скока в английских деньгах, мистер Чарли?

На обочине, испуская газы, сотрясался огромный взъерошенный автомобиль. Водитель, явный алкоголик, сообщил нам, что вечерок стоит отменный, и я не нашел в душе сил ему перечить. Пока мы садились, он объяснил, что по дороге ему надо подобрать еще одного пассажира, и вона она как раз стоит на том углу, сладенькая и сочненькая девчоночка, лучше и не пожелаешь.