Не убий: Повести; На ловца и зверь бежит: Рассказы

— По настоянию Городского комитета партии Богданову было предложено пересмотреть программу в сторону уменьшения количества часов. Но и по вновь согласованной программе он настоял на завышенном испытании, примерно до 60 часов. Это похоже на вредительство.

— Вы разбираетесь в двигателях?

— Да, конечно, учусь этому делу в институте. Поэтому у нас часто были с Богдановым беседы на профессиональные темы. Надо отдать ему должное, специалист он квалифицированный.

Закончив в августе 1940 года допросы Левантовских, старший оперуполномоченный сержант госбезопасности Лаптев не стал вызывать к себе ни Богданова, ни Черкасова, не ставил он вопроса и об аресте обоих, считая, что показаний агрессивно настроенных родственников против Богданова недостаточно. Богданов, вероятно, что-то подтвердит, но главное — контрреволюционную и антисоветскую агитацию будет отрицать. По имеющимся данным, он человек не глупый и прекрасно понимает, чем все это грозит.

О своих сомнениях Лаптев доложил следователю того же отдела младшему лейтенанту Губареву. Тот взял материалы дела, изучил их за ночь и согласился с сержантом, что свидетели обвинения не совсем объективны, а значит и ненадежны. Если проводить очные ставки, то не исключено, что Богданов сможет загнать их в тупик и свести все к личным счетам. Губарев поручил Лаптеву усилить оперативную работу, продолжать собирать сведения об образе жизни Богданова и Черкасова, установить негласное наблюдение за ними, за их перепиской, проверить круг знакомых. Поскольку сигналов в управление и в отдел больше не поступало, работа по разоблачению связей Богданова и Черкасова велась вяло, да и другие проблемы навалились на Лаптева и Губарева.

В декабре их обоих вызвал начальник отдела Клецко. Крупный, с гладко выбритой круглой головой, он заполнял собой весь кабинет. Рокочущий бас был под стать его огромному телу. Молодые сотрудники робели перед своим начальником и без нужды к нему не показывались, а уж вызов ничего хорошего не предвещал. Клецко сидел за столом неподвижно, углубившись в чтение каких-то бумаг, когда вошли Лаптев и Губарев и доложили о своем прибытии. Скрипнув деревянным полукреслом, не поднимая головы и глядя на них набычившись, поверх очков, Клецко спросил:

— Сколько еще вам надо времени, чтобы покончить с делом Богданова и Черкасова, с этой сволочью конторской, а?!

Румянец посерел на бледном лице сержанта. Он быстро взглянул на Губарева, состояние того было не лучше.

— Я вас спрашиваю, сколько? Слюни распустили? Мальчишки, занимаетесь серьезным делом, так соответствуйте своему положению! Вы что, не знаете, насколько серьезно международное положение, война идет, а у нас под боком пораженцы процветают! Что молчите?!

— Товарищ капитан, — тихо произнес Губарев, — мы думали…

— Не думать, а делать надо, — грубо оборвал Клецко. Он звонко шлепнул тоненькой папкой по столу:

— Вот ваше дело, тридцать страниц за четыре месяца. Почему, я вас спрашиваю, не арестованы враги народа? Где их допросы, где раскаяние?!

— Хотели закрепить доказательства, работаем оперативно, — пытался объяснить младший лейтенант.

— А заявление жены — не доказательство, а ее показания, а отец, брат! Они же разоблачают Богданова, а вам нужно что-то еще. Сегодня же провести аресты. Завтра утром доложить об исполнении. Все! Свободны!

На лестничной площадке Лаптев и Губарев закурили. Они были подавлены полученным разносом, и оба понимали последствия любой задержки с исполнением приказа.

— Ну что ты, действительно, затянул с этим делом, — упрекнул Губарев сержанта.

— Мы же с вами советовались, — возразил тот, — рано их брать.

— Досоветовались, — удрученно обронил младший лейтенант, — давно не видел такой ярости у Клецко. Давай думать, как их брать, вместе или порознь, дома или на работе.

— Наверно, лучше как обычно, ночью, — предложил Лаптев.

— Добро, значит так: в два часа ночи, синхронно. Ты — Богданова, я — Черкасова и сразу допросить, пока еще не придут в себя.

Узкий лучик фонарика высветил из множества звонков на двери квартиры розовую кнопку с надписью «Левантовская — Богданов». На первый же сигнал, как будто его ждали, послышались легкие шаги, и женский голос тревожно спросил: «Кто там?»

— НКВД, откройте.

Дверь открыла Анна Левантовская, закутанная в теплый халат, с накинутым на плечи пуховым платком. Она и Лаптев сразу узнали друг друга.

— Муж дома? — спросил сержант, проходя мимо нее в квартиру. Следом за ним быстро вошли два сотрудника в штатском. Лучи фонариков шарили по длинному коридору, то и дело пересекаясь и разбегаясь по углам.

— Да, спит, — на ее лице не было испуга. Она, конечно, каждый день ждала этого визита, — я провожу.

Левантовская шла впереди троих мужчин, спиной чувствуя на себе их взгляды. Покачивая бедрами, она медленно пронесла себя по бесконечному коридору, остановилась около двери в комнату и зашептала:

— Муж спит справа в углу, а слева за шкафом — отец.

Вошли в комнату. Богданов сел в кровати. Скрипнули пружины, за шкафом раздался глухой кашель.