Не убий: Повести; На ловца и зверь бежит: Рассказы

В дверь купе постучал проводник, предупредил, что скоро Москва. Надо было собираться. Вадим и Евгений оделись, побрились, стали укладывать свой нехитрый багаж. Алмазов несколько раз открывал и закрывал свой дипломат, забывая положить туда то бритвенный прибор, то полотенце, то тапочки, дважды перекладывал содержимое, тревожно поглядывая на часы. Томский давно сидел и ждал, чем закончатся сборы, но видя, что друг явно волнуется, решил развлечь его разговорами. Вадим читал книги по-французски в подлиннике, и Томский поинтересовался, зачем ему это нужно, ведь есть хорошие переводы, а для работы язык нужен только, если она связана с зарубежными командировками. Вадим отшутился, что читать книгу в переводе, все равно, что целовать девушку через стекло. Поезд замедлил движение, рядом поплыла серая полоса перрона.

На выходе из вагона стоял проводник без фуражки, с рыжими, раскудрявившимися во все стороны волосами, с золотистыми веснушками, освещенными косыми лучами еще низкого солнца. «Всего доброго, до свидания. Всего хорошего», — говорил он почти каждому и улыбался.

Вместе с говорливой, беспорядочной толпой Томский и Алмазов вышли на огромную площадь, переполненную людьми и транспортом, подошли к условленному месту справа от метро, но… встречающей машины нигде не было: ни черных «Волг», ни знакомого номера. Слева, взвизгнув тормозами, остановилась одна, но с другим номером. Вадим с надеждой склонился к окошку и спросил шофера: «Вы не за нами?», но тот ответил, что встречает женщину с детьми.

— Что делать? — упавшим голосом спросил Вадим Томского.

— Да-а… и такси не взять. Вон какой хвост на стоянке, — удрученно кивнул Томский на огромную очередь с детьми, чемоданами, цветами и авоськами.

— Ехать на метро, да еще на автобусе через весь город — опоздаем, — Вадим нервничал, не зная, что предпринять.

— Пойдем позвоним из автомата в Главк.

Они вернулись назад, туда, где начинался перрон. Одна телефонная будка была свободна. Вадим зашел в нее, а Томский издали продолжал следить, не подойдет ли машина. Ему не было слышно, что говорит Алмазов, но по тому, что разговор затягивался, по движениям плеч и возмущенному лицу приятеля, он понял, что случилось что-то непредвиденное, и рассчитывать на помощь из Главка не приходится.

Вадим вышел и с силой хлопнул дверцей будки. Они медленно пошли к площади. Алмазов был расстроен и зло процедил: «Наша машина сломалась, а машину начальника Главка, видите ли, прислать не могут. На такси, говорят, поезжайте. Да еще посоветовали взять мотор вне очереди».

Они прошли метров 25–30, и лишь тогда Томский заметил, что в руках Вадима только один дипломат. У него похолодело внутри:

— А где пакет, Вадим?

— А-а-а! — закричал Алмазов и, в отчаянии махнув рукой, бросил на асфальт дипломат. Он круто развернулся, столкнулся со старушкой и огромными прыжками бросился к телефонам. Вадим рванул дверцу телефонной будки. Будка была пуста. Алмазов оглядел все углы, поднял резиновый коврик — пакет исчез.

Он вышел из кабинки, еще надеясь, что у кого-то из обтекавшей его толпы окажется знакомая сумка с эмблемой ДЛТ. Он лихорадочно всматривался в проплывавшие мимо пакеты, но того, с рекламой, среди них не было.

— Что делать? — в ужасе прошептал Вадим.

Всегда невозмутимый Томский был совершенно растерян. Он развел руками, в одной из них был портфель, в другой — дипломат. «Надо звонить, — неуверенно сказал он и уточнил, — в милицию».

Они быстро вернулись к перрону, снова осмотрели телефонные будки и, убедившись в безуспешности поисков, позвонили в милицию дежурному по городу. Тот с полуслова понял, что происшествие чрезвычайное.

Через двадцать минут вся оперативная служба комитета государственной безопасности и МВД была брошена на поиски секретных материалов. Еще через пять минут к вокзалу подлетела «Волга» начальника Главка (смогли ведь прислать, с горечью подумал Алмазов).

Опустошенный и подавленный, Вадим, как робот, автоматически выполняющий команды, сел в машину к приехавшему начальнику спецчасти Главка Мордвинову. Томский остался на вокзале ждать сотрудников милиции. Поехали. Мордвинов что-то говорил, но Вадим только с удивлением смотрел на его двигающийся рот, не различая ни слов, ни смысла. Тот внимательно посмотрел ему в глаза и, махнув рукой, замолчал. Говорить было бесполезно.

Вадим оказался в кабинете начальника Главка. Кто-то входил, кто-то выходил, непрерывно звонили на разные голоса телефоны, пронзительно пищал селектор, нудно гудел вентилятор. Все эти звуки доносились до него как бы издалека, едва задевая сознание.

К Вадиму склонилась женщина в белом халате, взяла кисть безвольной, как плеть, руки, посчитала пульс, провела перед его глазами ладонью.

— Ступорозное состояние, — сказала она, ни к кому не обращаясь.

— О ком это она… — вяло подумал Вадим, — что такое ступорозное…

Он смотрел в переносицу Гордеева, начальника Главка, который изредка бросал на него злые взгляды, совсем Вадима не задевавшие. Гордеев отрывисто кричал в трубку телефона с гербом на диске: