Не убий: Повести; На ловца и зверь бежит: Рассказы

Расслабив хватку, Стас поднялся с колен. Ведро откатилось в сторону. Весь в песке, полумертвый Саранцев по-рыбьи хватал воздух окровавленным ртом.

Арнаутский выбежал на улицу, не закрыв дверь в квартиру. Завизжали шины, когда он с места рванул машину и через мгновение услышал резанувшую по нервам сирену спецмашины, подъехавшей к дому.

Следствие по делу Саранцева и Козаченко было закончено быстро. Через три месяца состоялся суд, который приговорил Саранцева к высшей мере, а Козаченко — к пятнадцати годам лишения свободы. В отношении Станислава Арнаутского было возбуждено уголовное дело, но вскоре было прекращено по амнистии.

Из адвокатуры Арнаутский, естественно, ушел и устроился юрисконсультом на государственном предприятии. Мать Лены Колосковой присутствовала на всех судебных заседаниях. Через неделю после приговора она умерла в своей маленькой тихой квартире на Васильевском острове. Коллеги мужа, похоронившие ее, говорили, что лицо у Натальи Аркадьевны было спокойным и умиротворенным.

Не желай другому, чего себе не пожелаешь

Жене Людмиле, никогда и никому не причинившей зла, посвящается

Их дружба длилась уже сорок лет. В юности, когда им было по семнадцать, Анатолий, Виктор и Владимир романтично поклялись всегда помнить друг о друге, где бы они не находились, и свое слово сдержали. Жизнь, как это часто бывает, разбросала их в разные стороны, но рано или поздно наступал момент, когда желание встретиться превращалось в необходимость, и они, преодолевая расстояние, ворчание жен, недовольство начальства, бросали все и, хоть на неделю, хоть на три дня, сходились в какой-нибудь точке нашей громадной страны. Каждый раз, когда друзья бывали вместе, они обязательно фотографировались: впервые — в семнадцать, сразу после школы, потом — через двадцать лет, на пике жизненных и профессиональных возможностей, еще десять лет спустя, как у Дюма, — в том возрасте, когда активность деятельного человека, наверное, наиболее гармонично сочетается с мудростью. И вот теперь, еще через десять лет — на финишной прямой: каждому до пенсии с ее спокойным однообразием оставалось два-три года.

Друзья долго переписывались, согласовывая дату встречи. Наконец-то собрались здесь, в Петербурге, и сидели сейчас у камина в квартире Анатолия. За десять лет никто из них не стал ни здоровее, ни краше, и это было особенно заметно со стороны, потому что все втроем они собирались редко. Перебирая вместе фотографии многолетней давности, они отчетливо видели перемены и в самих себе. Но, несмотря на констатацию этого печального факта, сейчас приятели были веселы и бодры, потому что радовались друг другу, их крепко связывали общие воспоминания и профессиональные интересы.

Начало у друзей было одинаковым: под впечатлением захватывающих фильмов и книг середины пятидесятых они хотели стать юристами, и не просто юристами, а детективами. Но затем учеба и практика развели их в разные стороны. Виктор стажировался, а затем остался работать в прокуратуре. Анатолий сначала секретарил в суде, потом стал народным судьей, потом судьей городского суда и вот уже более тридцати лет вершил правосудие. Оба они остались работать в Питере. Владимира крутило по жизни с резкими поворотами: школа милиции в Стрельне и распределение в уголовный розыск в Сибирь, затем ранение бандитской пулей и комиссация, работа юристом в крупном авиаотряде. В конце концов он ушел на вольные хлеба в адвокатуру.

Профессия повлияла на характер, внешний облик, стиль жизни приятелей, а может и наоборот, личные качества предопределили выбор профессии.

Например, Виктор Викторович, унаследовав от деда невероятную в наших широтах итальянскую фамилию Морелли, был не по-южному логичен и рассудителен, крайне редко менял свою позицию и никогда не старался быть приятным в общении с несимпатичными ему людьми.

Владимир Васильевич Петров, человек с легким характером, шутник и балагур, очень ленивый в переписке с друзьями, при этом вел огромное адвокатское досье. Называя себя провинциальным адвокатом, сознательно избегал импозантности в одежде, разговоре и движениях. Вальяжность вызывала у него непреодолимое отвращение. Клиентура — в основном, малоимущие бедолаги. Сирота, воспитанный сестрой, он с детства умел сочувствовать и сопереживать.

И, наконец, Анатолий Федорович Алексеев являлся признанным лидером этой компании, не столько по способностям, сколько по умению находить компромиссы, когда спор становился непримиримым, уладить вспыхнувший конфликт, не обидев достоинства приятелей, то и дело противоречивших друг другу по какому-либо актуальному поводу.

Разумеется, при личном общении в ходу у них были все те же привычные «Виктор, Вовка, Толик», хотя иногда они переходили на солидное имя-отчество. Так бывало, когда их беседа затрагивала глобальные проблемы, которые они обсуждали с неизменным интересом.