Не учите меня жить!

— Тренируюсь перед субботней вечеринкой, — с неожиданной горечью ответила она. — Меня уже тошнит от мужиков, которые думают, что, если у меня большая грудь, значит, я дура. Я им всем покажу. Как выдам что-нибудь о Фруде, ой, то есть о Фрейде… Хотя они, наверно, даже не заметят, мужики никогда не слушают, что я говорю, они общаются только с моей грудью…

Но приуныла она ровно на секунду.

— А ты что наденешь на вечеринку? Ты уже сто лет толком никуда не ходила.

— И туда не пойду.

— Ты что, Люси, с ума сошла?! Тебе надо развеяться.

— Пока не хочу. Я еще в себя не пришла.

Шарлотта закатилась смехом и не могла остановиться.

— Дурочка ты, дурочка, — воскликнула она, давясь смехом, — послушать тебя, так можно подумать, будто ты в трауре!

— Так и есть, — отрезала я.

77

Гнев, вспыхнувший во мне при встрече с Гасом, помог покинуть родительский дом без мук совести и раскаяния. Я вернулась к Карен и Шарлотте и стала ждать, когда жизнь наладится.

Даже не знаю, как я могла тогда думать, что так легко отделаюсь.

Не прошло и суток, как Чувство Вины сбило меня с ног. Муки совести терзали меня каждый день. И, как будто этого мало, я корчилась под сокрушительными ударами Тоски, Гнева и Стыда.

Меня не оставляло ощущение, будто мой отец умер. В каком-то смысле так и было: человека, которого я считала отцом, для меня больше не существовало. Да, в общем, и никогда не существовало — разве что в моем воображении. Но оплакивать его я не могла, потому что он еще жив. Хуже того: он жив, а я сознательно бросила его. Чем лишила себя права скорбеть.

Дэниэл вел себя потрясающе. Он сказал, чтобы я ни о чем не беспокоилась, обещал что-нибудь придумать, но я не могла ему этого разрешить. То была моя семья, мои проблемы, и решать их предстояло мне одной. Прежде всего я заставила Криса и Питера выдернуть наконец головы из песка, и, надо отдать этим лентяям должное, они сказали, что помогут приглядывать за папой.

Дэниэл предлагал еще обратиться в социальную службу. Раньше я не могла бы представить себе большего позора, но теперь чувство стыда не мучило меня, поскольку я уже не чувствовала боли.

Поэтому я принялась звонить в разные инстанции. По первому набранному мною номеру мне дали второй и велели звонить туда, а там сказали, что помочь мне должны те, кому я звонила сначала. Я опять позвонила туда и услышала, что правила изменились и на самом деле мне должны помочь те, кто отвечал по второму телефону.

Снова и снова я занимала служебный телефон только затем, чтобы еще раз услышать: «Это не в нашей компетенции».

Наконец, поскольку папа представлял несомненную опасность для себя самого и для других, они сделали для него исключение, прикрепили к нему социального работника и помощника по хозяйству.

Я чувствовала себя предательницей.

— Люси, у него все в порядке, — заверил меня Дэниэл. — О нем заботятся.

— Но не я, — убито возразила я, раздавленная тем, что не справилась.

— Заботиться о нем — не твоя работа, — мягко возразил он.

— Знаю, но он же мой отец, — сокрушенно вздохнула я.

Стоял январь. Все мы тосковали и маялись, по вечерам редко выбирались из дома, а я так вообще никуда не ходила. Разве только с Дэниэлом.

Я неотступно думала о папе, пытаясь оправдать себя за то, что сделала.

Мне пришлось выбирать между ним и собой, размышляла я. Я могла помочь только ему или только себе, но на двоих меня явно не хватало.

И я выбрала себя.

Борьба за жизнь — штука весьма неприглядная. А выживать за чужой счет тем более неприятно. Для любви, благородства, чести — для каких-либо чувств к ближнему, в данном случае к папе, — просто не остается места. Все только для себя одной.

Я всегда считала себя хорошим человеком — добрым, щедрым, неравнодушным. И теперь для меня было настоящим шоком понять, что стоило дойти до края — и все мои доброта и щедрость растаяли, как дым. И я такой же затравленный зверь, как все.

В таком качестве я не особенно себе нравилась, хотя это как раз не ново.

Я возобновила дружбу с Адрианом из видеопроката.

Я пыталась взять «Когда мужчина любит женщину», а вместо этого ушла домой с «Двойной жизнью Вероники» Кшиштофа Кеслевского. Мечтала посмотреть «Письма из ниоткуда», а выбрала почему-то итальянский фильм, недублированный, да еще и без субтитров. Умоляла Адриана выдать мне «По дороге из Лас-Вегаса», а он всучил мне опус под названием «Eine Sonderbare Liebe», с которым я даже не удосужилась ознакомиться.