Не уезжай ты, мой голубчик!

Наконец он его увидел. Алекса вели под руки – справа Джесси, слева – Барбара. Прыщавый американец нес следом сумку Алекса и вертолет. С победоносным видом эта процессия прошествовала мимо Николая.

Николай сплюнул.

– Никуда ты не денешься… – пробормотал он.

Внезапно проводница, стоявшая у дверей вагона, догнала Алекса и выросла перед ним.

– А платить кто будет?! – остановила она компанию.

– За что?! – искренне зумился Стебликов.

– За провоз… ну ты и фрукт! Знала бы, ни за что не взяла! Плати!

– Я же у вас не ехал, – попытался возразить он.

– А бегали за тобой полночи! Плати!

Алекс полез в карман, вынул два червонца.

– Четвертной! – потребовала проводница.

– Алекс, что она хочет? – спросила Барбара.

– Мани, – сказал Алекс. – Больше нету.

– Тьфу на тебя! – проводница спрятала червонцы в карман. – Учти, ты на крючке! Все про тебя известно.

– Как?..– упавшим голосом произнес он, но проводница уже исчезла в толпе.

Они пошли дальше, переговариваясь. Алекс оглядывался – нет ли погони. Но никто за ними не гнался.

У начала платформы, там где стояло табло с указателем поездов, Барбара остановилась.

– Алекс, стоп!

Он послушно встал под табло, взял у помощника сумку и вертолет. Барбара отошла на несколько шагов, вынула из сумочки маленький фотоаппарат и навела его на Алекса.

Он криво улыбнулся. Вспышка блица озарила его лицо. Барбара спрятала фотоаппарат.

– Гуд бай, Алекс!

– Гуд бай, Барбара!

Она чмокнула его в щеку и, повернувшись, пошла туда, куда шла основная часть группы – на стоянку с автобусами «Интуриста». Алекс ждал, что она оглянется, все смотрел ей вслед – но Барбара не оглянулась.

Он вздохнул и пошел к метро.

Днем на работе Стебликов чувствовал себя совершенно разбитым. Слишком много переживаний выпало на прошедшую бессонную ночь. Он, как всегда, сидел за своим персональным компьютером в большом машинном зале своей конторы, где, кроме «персоналок», стояли письменные столы и различные машинные устройства. На дисплеях светились картинки, числа, графики. Стебликов вяло тыкал пальцами в клавиатуру, вызывая на экран таблицы данных.

– Лешенька, что такой квелый? – поинтересовалась сидевшая за соседним дисплеем сослуживица Анна Николаевна, женщина лет сорока пяти.

– Не выспался, Анна Николаевна.

– Место плохое досталось в поезде?

– Нет, место хорошее было… – улыбнулся он.

– Так ты отпросись, пойди поспи. Я твои данные выведу. Где ж это видано – сразу с поезда на работу! Ты и дома не был?

– Нет, – помотал головой Стебликов.

– Ксюша, небось, волнуется…

– Я ей позвонил… Ксюше… – Стебликов ткнул пальцем в клавишу, экран погас. – Анна Николаевна, вы мужу когда-нибудь изменяли? – вдруг спросил он.

– Лешенька, ты сдурел, ей-богу! – рассмеялась она. – Да если бы даже изменяла – неужто сказала бы тебе? Это личное дело каждого. Интимное… А что случилось?

– Да вот я думаю, что у нас интимных дел не осталось. У нас все дела – общественные. Даже государственные!

– Да ну тебя! Темнишь ты что-то, – сказала Анна Николаевна.

Начальник отдела, сидевший в конце зала, поднялся со своего места и громко объявил:

– Обеденный перерыв – сорок пять минут. Пятнадцать минут – проветривание!

И включил радиоточку. Сотрудники послушно покинули свои места и дисциплинированно двинулись к выходу.

– Начинаем передачу «В рабочий полдень, – донеслось из динамика. – Передаем старинные русские романсы в исполнении Галины Каревой».

– Пойди, пойди, отпросись! А то он сейчас уйдет! – шепнула Анна Николаевна Стебликову.

– Господи, как надоело! Отпросись! Проветривание… – простонал Стебликов, роняя голову на клавиатуру компьютера.

И тут из динамика донеслось:

Не уезжай ты, мой голубчик,
Печально жить мне без тебя.
Дай на прощанье обещанье,
Что не забудешь ты меня.
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня, что любишь меня!
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь ты меня!

Несколько секунд Стебликов слушал, не поднимая головы, но напрягшись всем телом. Затем порывисто вскочил и выбежал из отдела, провожаемый недоуменным взглядом Анны Николаевны.

Он бежал по этажам своего «ящика», сопровождаемый романсом, звучащим у него в ушах – бежал к выходу, на свободу, спешил к любви, уплывшей от него прошлой ночью – и никто не в силах был его остановить…

Никто, кроме вахтера. Стебликов вбежал в проходную, точь-в-точь, когда оборвался романс. Знакомый вахтер Петр Алексеич дремал у турникета.

– Петр Алексеич, пропустите, – попросил Стебликов.

– Увольнительную давай, – сказал вахтер.

– Нету.

– Ты будто первый день работаешь! Без увольнительной не имею права!

– Ну, Петр Алексеич!

– И не проси. Мне выговор ни к чему.

Стебликов нашел в столовой начальника отдела, который дисциплинированно стоял в очереди с алюминиевым подносом в руках.

– Вячеслав Сергеич, простите… Вы меня не отпустите с обеда?

– А что такое?

– Мне надо…

– Вы плохо себя чувствуете?

– Ну… Можно сказать так, – замялся Стебликов.