Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Паула достала аптечку, что-то помазала, дала подержать ватку и сказала, что все нормально. Это ничего.

Моя лысина держится, но вставать сейчас на голову даже мне тяжело.

Алексей пожаловался Эрнану, что он выдохся, мол, совсем, энергии (я переводил) нет. Эрнан сделал большие глаза и сказал, что тренаж не забирает энергию, тренаж дает энергию. В конце, сказал Эрнан, энергии должно быть больше, чем вначале, и постукал себя почему-то по животу. Красивый, молодой, стройный… не знаю, богатый или нет, но здоровый, это видно. Шел четвертый час работы.

Я спросил у Кристины, какую они получают стипендию, что-то в этом роде, деньги, короче. Она вопроса, видно, не поняла и с гордостью ответила, что мистеру Гротовскому за обучение они ничего не платят. Я с советской настойчивостью завел все-таки о деньгах разговор, тут нам все надо знать — опять, а на что, мол, живете, как это так, ничего не получаете. Она опять что-то про счастье залепетала, что вот, у Гротовского, а учатся бесплатно. Ну, я, конечно, дожал, надо знать, дают или не дают лиры… А в ее буржуазной голове этот вопрос, видимо, никак не разместился… Нет, конечно, ничего не платят. Кто-то раньше платил, чтобы учиться, кому-то помогают… трудно, конечно… и через паузу опять со своим французским прононсом на английском нашенском: но за обучение мы не платим.

Сегодня зашел в магазин купить ручку новую, в моей паста кончилась… Зашел, говорю, дайте мне самую простую, симпл, только черного цвета. Дали. Действительно, простенькая ручка. А что, говорю, по-английски не понимаете, тогда напишите цену. Написали: 1600 лир. Спасибо, говорю. Плачу. Провожают меня с улыбками, еще бы, англичанин, да еще, не дай бог, американец. А американец идет и подсчитывает: 1600 лир, доллар — 34 рубля, здесь больше на 400 лир, значит, купил себе ручку за 40 с лишним рублей. Лев Толстой не имел таких замашек.

9-го вечером в 18.00 выехали в Вольтеру. Около часа на машине от Понтедеры. Сказочная табакерка на вершине горы. Мне напомнил городок Бергамо.

В 24.00 «Терра мобиле» начали играть во дворе консерватории «Шинель» Гоголя. Хороший спектакль. Волновались больше, чем нужно. Несколько больше было пыли от земли, чем хотелось бы. Но в общем это было хорошо сделанное представление, если убрать некоторые длинноты. Это был замечательный день, растянувшийся до следующего утра.

После спектакля, ночью, спускались по серпантину горной дороги. Ощущение полета и отсутствия времени.

В театре уже были приготовлены в зале столы, большой буквой «с». Часа в четыре утра появился Учитель, обласкал всех, сел на специально принесенное кресло в центре.

(Места были расписаны на бумажных салфетках, все очень серьезно.)

Мод обошла, наливая всем вино. Учитель объяснил, что не хочет, чтобы на столе стояли бутылки, они закрывают лица.

Присутствовали все. Вся школа, оба этажа, и мы, «Славянские пилигримы». Гротовский налил себе капельку водки, поднял бокал, предложил всем выпить. Потом сказал, что сейчас время для еды, хорошо ешьте, потом будем разговаривать. Еще подливали вина, подносили горячее. Еда была вкусная и сытная.

Через какое-то время, потягивая трубку, оглядел всех… и сразу затихло всякое позвякивание. Теперь, сказал он, начнем разговор. Будем сначала говорить о спектакле. Мой вопрос. Точная ли это вещь… и отличалось ли то, что мы видели сегодня, от того, что показывали мне в школе. На этот вопрос он попросил ответить сначала Томаса, потом Мод, Игоря Носкова, потом меня, Наташу Половинку…

Как я понял, этот вопрос задавали только лидерам. Потом уже каждый мог принять участие в обсуждении. Этот разговор был долгий, потому что были трудности с переводом, почти все время тройным (Кася — английский, Роман — польский и т. д.).

Потом он опять сделал перерыв в разговоре для еды и выпивки. Сам вышел, надел свежую рубашку. Было невероятно душно. Ставни на окнах закрыты и заклеены лентой крест-накрест. Все выбегали подышать. Курить можно было в зале, но из-за духоты это не приносило радости. После перерыва начал он (по-польски) и, видимо, сначала извинился по-французски, что перевода не будет. Все франко- и англоговорящие сидели как мышки и слушали в течение часа польскую и русскую речь.

6–10 июля 1991 г.

Вольтерра, пресс-конференция Гротовского и Васильева. 12.00 ночи (ровно!).

Выступление.

Первое слово — Васильеву.

Большая пауза. — «На более высоком уровне это — вопросы не только работы режиссера, но и определение взаимоотношения не только близкого и далекого миров, но и отношений человека и Бога (для меня последний вопрос — очень серьезный)».

«Постулат русской театральной школы — пристальное внимание к внутреннему миру».

«Молодым человеком, еще не разбираясь в вопросе методики… (я, конечно, мечтал, но не знал, как сцепить). Моим педагогам много пришлось сделать, чтобы сконцентрировать внимание к внутренней жизни, и потом, когда я сам стал преподавать, я понял, как это тяжело. Что выбрать? Внутреннее или внешнее?»