Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Спектакль по нарастающей. Понимание вырастает по ходу. Да… как иностранное кино (постепенно начинаешь понимать).

Финал! Долгий, бурный!

Брави! Брави! Брави! А. А. — весь в черном (костюм авантюриста) (после 1-го акта — «наверное, не доживу до конца»).

Прием после спектакля. Шампанское. Стол (в Вене шикарнее, но мило и нежно). Миланцы аплодировали стоя, такого не бывает…

Слова самые, самые! Букеты госпожам актрисам (всем) от Стреллера. Уже много прессы. До нашего приезда было две статьи, а теперь газетах в шести уже есть материал о театре, о Васильеве (до спектакля!).

Волновались. Жутко. Если честно теперь — были и сомнения.

Слава богу!

Выпил шампанского… теперь в номере.

Телевизор. Ночь. (Фильм о вьетнамской войне, а только что кончился «Смерть в Венеции», посмотрел уже последнюю часть.)

Завтра с 11 до 13 — репетиция, потом в 7 — на спектакль.

6 июля 1988 г., Милан

Идет 2-й спектакль (2-й акт). Первый акт прошел неплохо, но неровно. А. А. недоволен. Публика, кажется, попроще сегодня, демократичнее. Принимают живо, реагируют непосредственно.

Отыграл акт. Принял душ. Сижу, пью чай. Вот бы нам в Москве такое здание! Мечта!

Утром на репетиции опять куча опозданий… почти на час… проспали и т. д. (11 часов). Детский сад… А. А. сидел и ждал… и мы ждали. Продолжаются идиотизмы непонятные. Для меня просто необъяснимые. Ходили потом с Гришей Гладием по городу, говорили об этой ерунде. У него тоже полная растерянность и непонимание. Я вспомнил, как начинался спектакль, как мы «дышали» тогда, чем жили. Ведь прошло-то всего ничего времени, и такие события произошли, можно сказать, сказочные… В чем же дело? Боже мой… ничего тут не понять… Человек — двуногое неблагодарное существо, кажется, так у Достоевского. Неужели так просто.

Остались потом на «разговор» с А. А. (в который уже раз), я сказал, что все эти разговоры — онанизм и не о чем больше говорить… Пусть каждый сам за себя отвечает, в конце концов… Ладно, к черту.

2-й акт принимается. Все хорошо, кажется (слушаю по трансляции).

По городу можно идти бесконечно… Утром был на базаре! Чудо! «Сегодня арбузы даром!!!» и т. д.

7 июля 1988 г., Милан

По гастролям большая пресса. По нашим понятиям — огромная. 7–8 газет и несколько журналов поместили просторные статьи, фотографии из спектакля, роскошные портреты Васильева. Наши переводчики говорят, что тон просто восторженный. Собственно, это видно и по приему зрительскому. Сегодня третий спектакль… Публика слушает. Реагирует так, как будто понимает по-русски каждое слово.

Вчерашний спектакль принимали тоже тепло и восторженно, хотя прошел (по нашим меркам) худо. Произошло вообще…

В. был выпивши и соответственно «старался». После спектакля А. А. собрал всех в зале. Состоялся разговор. Глупо… нет слов. В гостинице, уже поздно, А. А. зашел к нам в номер. Мы с Юрой, естественно, взведенные, накрученные, в состоянии «гражданской войны», пытались что-то решить, придумать, как выправить ситуацию, которая, по нашим ощущениям, угрожающая для спектакля… Говорили с А. А. до половины четвертого утра. Кажется, это был первый такой долгий, откровенный, открытый разговор обо всем, что накопилось…

И… еще раз поразился Учителю. То, что нам казалось его слабостью, недооценкой ситуации и т. д., оказалось глубоким и полным знанием, опытным, эмпирическим знанием — не только этой, конкретной, ситуации… Больше того — такое впечатление, что он как на картах предсказывает: что было, что будет, чем сердце успокоится.

Уже перед уходом он рассказал несколько эпизодов из европейского турне «Серсо». «Артисты об этом не рассказывают… люди хранят свои легенды…» «Это — феномен, его надо принять… это — реальность…»

Да… грустно, но факт — в результате мы «сами» пришли к выводу, что надо идти на любые компромиссы, чтобы сохранить спектакль… по крайней мере, на какое-то время… Собственно, все наши усилия сводятся к тому, чтобы сохранить спектакль, качественно пронести его через какой-то отрезок времени.

Говорили почти о всей труппе. Вместе и отдельно. О сегодня и о завтра.

Так хочется помочь ему… Но, наверное, это никому не дано.

Он сам.

Он чувствует судьбу, вот в чем дело. Вот что отличает его от других. Другие живут день за днем, иногда удачно, иногда не очень… Он чувствует цельно… судьбу. Наверное, это драматично.

7 июля 1988 г.

Спектакль шел отлично. После мы с Юрой были приглашены в гости… Там сложная связь, «полурусские» знакомства через Одессу.

Сначала посидели в маленьком баре напротив театра. Выпили белого вина. Компания довольно большая. Итальянские актеры, критики и т. д. Человек 10. Получили «свои» комплименты. Действительно, даже неудобно было выслушивать то, что они говорили, как необыкновенно высоко оценивали наш спектакль.

Потом всей гурьбой на нескольких машинах отправились к Авелине (такая гранд-дама, ведущий критик, переводчик и т. д.).

Квартира!! Терраса! Сад!! В темном небе светится золотая фигурка Божией Матери на Миланском соборе. Книги. Картины. Художественные ценности. Оригиналы, конечно. Даже скульптуры…