Не уходи. Останься (СИ)

Все упирается в деньги. Причем, не в их наличие, а в их количество. До хрена у тебя денег, — отлично, — перед тобой открываются все двери и возможности, о которых некоторые и мечтать не могут.

Вот так и сейчас происходит.

Он до сих пор пребывал в шоке. От этой стрельбы. Криков. Матов. И от тел. Кого-то ранили, а кого-то убили.

Шрайман до этого дня никогда не видел, как убивают людей.

Мертвых видел. Запах формальдегида помнил. Когда родителей хоронили, их этой фигней специально обрабатывали.

Но ни разу в жизни не видел вот так: оглушающе близко, лицом к лицу, практически.

Он не осознавал угрозы до конца, теперь ясно это понял. Все думал, что нанять Диму по просьбе Дрозда — это превентивная мера, так сказать, для успокоения совести или что-то такое. Но уж никак не думал, что будет реальная угроза. Как в начале девяностых или нулевых. Взрывы машин, в качестве акции устрашения. Или вот попытка расстрелять на дороге.

У него в ушах от выстрелов звенело. Слишком громких.

А перед глазами тот мужик. Человек, у которого оружие, и наставлено оно на него.

Какая-то секунда, а в голове мысль «вот и все, — это твой конец».

Но не сложилось.

Дима… одно движение, и он упал, а она сверху что-то прошипела, и очередной выстрел, но он больше всего зазвенел в ушах. Потому что прямо над его головой.

И тот человек… он застыл. Не упал сразу, как это в кино показывают. А застыл на миг. И струйка крови по лбу вытекает, гаснет жизнь в глазах, и только потом он падает.

Наверное, стоит быть благодарным, да. За то, что это не он сам вот так упал, лишившись жизни, а кто-то другой.

Но у него язык не поворачивается сказать «спасибо, что убила человека и сохранила мне жизнь».

Не мог из себя этого выдавить. Не мог. А Дима… она все поняла тогда, поэтому шутила, насмехалась и ехидничала.

Даже потом, когда ей зашивали рану. Усмехалась и шипела сквозь сжатые зубы. Но от анестетика отказалась. Очень вежливо отказалась.

«Идите в *опу!»

Это было мило.

Возвращаясь к вопросу денег.

На дороге ведь была тишина. Никаких лишних машин. Потому что все покупается и все продается.

Он вот денег на свою охрану не пожалел и остался жив. А те, кто хотели его убить, денег пожалели, поэтому менты приехали чуть раньше положенного.

И теперь эти продажные твари танцевали возле него ламбаду и готовы были вылизывать ему задницу. И правильно делали, потому что он был чертовски зол. Люди это уяснили, подкрепились шелестящими бумажками и дали возможность понаблюдать допрос и даже поучаствовать в этом всем Диме и Дрозду.

Вася был ранен, но находился рядом с ним, а вот Кимура еще не пришел в себя, его ранило гораздо сильней, и врачи на давали никаких гарантий на положительный исход. И Диму это разозлило, подстегнуло.

Она была на взводе. Вокруг нее летали такие эманации ярости, что, кажется, воздух в допросной начинал потрескивать, и запахло грозой.

Но в разговор она пока не вступала. Стояла в сторонке и слушала.

Стандартные вопросы. Имя. Фамилия. Год рождения. Профессия. Как оказались на дороге. Что может сказать по поводу оружия и попытки убийства.

А она стояла и закипала с каждой секундой.

Она знала Кимуру больше пяти лет. Они прикрывали друг другу спины. Охраняли одного и того же человека.

В его лице она действительно видела близкого человека, даже друга. И теперь врачи не могут сказать выживет он или нет. Все зависит от организма. И от его желания жить. В этом то уж точно сомневаться не приходится. Кимура Ли жить хочет. Он еще не женился, не влюбился и не завел детей.

А должен. Должен.

Абстрагироваться от эмоций не удавалось.

Тупой лизоблюд не знал с какой стороны подойти к этой мрази. Видать, с наемниками первый раз сталкивается за свою карьеру. Да и что с него взять? Он обычный следак, ни инициативы, ни ума. А ждать ФСБэшников слишком долго.

Дима бы его расколола, оставь ее с ним на пару минут. Но, увы, такой возможности ей даже деньги Шраймана не дадут. Жаль.

И, чтобы не сорваться, она вспоминала.

Отец всегда требовал невозможного, — что от нее, что от брата. Его тренировки- чистый ад. И она могла давно сломаться, если бы не брат.

Он говорил, что нужен «якорь». Эмоциональный. Какое-то событие. Слово. Строчка из стихотворения или песни. Что-то, что будет отвлекать от испытываемых эмоций.

У него это была песня, пара строк из нее, но они помогали. И ей тоже.

Отец практически рвал ей мышцы, растягивая, она проговаривала эти строчки из песни и терпела. Смиряла себя со злостью и болью.

«… не всем волчатам стать волками, не всякий взмах сулит удар…»

Эмоции взяты под контроль, и разум снова чист. А эта мразь и следак застыли. Смотрят на нее, но по-разному. Следак с недоумением, а вот второй, со страхом, диким и первобытным. Аж пот на лбу выступил и зрачки расширились.

Задергался, скотина.

Почему?

Она оттолкнулась от стены, плечо заныло адской болью, пришлось сжать зубы, чтобы не застонать.

— Если инстинкты кричат, что ты в дерьме — значит, ты в дерьме, дорогой. Смирись и начинай выбираться. Этой мой тебе профессиональный совет.

— Я не знаю кто заказчик. Не знаю.