Не умирай раньше меня (СИ)

— Может, мне лучше пойти с тобой? — предложил он, но девчонка покачала головой.

— Нет, я хочу сама.

Ранхил сползла с высокого сиденья его внедорожника и пошла к воротам. Алестер дождался, пока она скроется из виду и завел машину. Через несколько минут он уже въезжал в город с другой стороны.

Мне понадобилось всего пять минут, чтобы навести порядок на могиле матери, и призраки прошлого привычно накрыли меня с головой. Я доплелась до лавочки и устало на нее привалилась.

Говорят, на памятник не делают улыбающиеся фотографии. Народное суеверие. Мы с отцом решили запечатлеть ее такой, какой она нам запомнилась. Фотография с ее тридцатилетия. Она стояла у розового куста и нежно улыбалась отцу в объектив фотокамеры. Черный мрамор не мог отразить в полной мере всю красоту Иветты Ранхил, но в моей памяти она осталась такой, как в тот день — доброй, улыбчивой, счастливой и молодой. Слишком молодой, чтобы умереть в свои неполные тридцать два.

Воспоминания закружились и сплелись вокруг меня в плотный кокон, давя на грудь и мешая дышать. Слез не было, свое я, наверно, выплакала еще тогда, восемь лет назад. Но боль, тянущая, мучительная, как само воспоминание, продолжала мучить меня до сих пор.

Он подошел очень тихо, но так, чтобы я не испугалась. Положил мне на колени длинные белые розы и сел рядом.

— Все, что смог найти, — будто извинился он.

Я бережно взяла это богатство (Кровь Королевы, если не ошибаюсь, самый дорогой сорт, который можно найти в Лароссе) и аккуратно положила на гробничку.

— Спасибо, — поблагодарила я, возвращаясь на место. — Она очень любила розы.

— Ты очень похожа на нее, — сказал тренер, вглядываясь в изображение на памятнике.

Я усмехнулась и покачала головой.

— Мама была очень эффектная, красивая. У меня от нее только фигура.

— Она умерла очень рано. Болезнь?

— Нет, — улыбка сползла с лица, будто ее никогда и не было. — Ее убили. Красота ее и погубила.

Он был первый, кто услышал эту историю. Агеллар не спрашивал, но открыв правду, я не могла больше молчать. Даже следователи, занимавшиеся расследованием, услышали от меня меньше, чем услышал тренер.

Это был самый обычный день. Утром я ушла в школу, отсидела положенное время, но немного задержалась. Меня попросили помочь со стенгазетой. Вернувшись домой, я не удивилась, что дверь не заперта. Мать периодически оставляла ее открытой к моему приходу. На голос она не отозвалась, и я решила, что она просто занята в саду. Прошла сразу в комнату, бросила сумку, переоделась. Вроде как услышала шум, решила, что мать вернулась.

— Она лежала в проходе между кухней и прихожей, вся в крови. Ей изрезали в клочья все лицо, и, если бы не одежда, мы бы ее не узнали. Даже волосы — и те обрезали. Я сразу бросилась к ней, но она уже была мертва. Мне было всего двенадцать, почему-то я не догадалась никого позвать или позвонить в полицию. Я сидела у ее тела, пока не пришел отец. Он потом сказал, что нашел меня без сознания, я ни на что не реагировала, но я этого уже не помню. Говорил, что мне разжимали руку, чтобы я выпустила ее пальцы. Помню только, что много плакала, рвалась к ней, но меня закрывали в комнате и не выпускали, пока в доме не воцарился порядок.

Потом, уже анализируя ситуацию с холодной головой, я винила себя в том, что не пошла ее искать сразу. Возможно, она осталась бы жива. Следователи сказали, что она ползла из кухни, потому что убили ее именно там, и услышанный мною шум не был плодом моей фантазии. В другой руке у матери была ложка, которой она стучала по двери, чтобы привлечь мое внимание.

— Я могла ей помочь. Если бы я не задержалась… Если бы пошла сразу ее искать…

— Тогда сейчас бы ты не сидела рядом со мной, а лежала рядом с ней, — грубо произнес Агеллар, сжимая мою руку и вынуждая посмотреть на него. — Слышишь меня? Ты ни в чем не виновата. Значит, так было суждено.

— У нее насчитали сорок ножевых ранений, из которых половина пришлась на лицо, — я тяжело вздохнула. — Убийца целенаправленно лишал ее красоты, мучил, заставлял ее страдать.

— Если бы она выжила, вряд ли бы ей понравилась такая жизнь, — заметил Агеллар. — Пример тому — моя мать. Болезнь забрала всю ее красоту, оставив только жалкие крохи, и она не выдержала. Это печально, когда из всех человеческих ценностей важнее лишь внешность. Тогда умирает душа.

— Простите меня, рейн Агеллар, — голос мой звучал жалко. — Вас жизнь потрепала куда больше, но при этом вы не отчаиваетесь, а я сижу и гружу вас еще и своими проблемами. Вы — первый, кому я доверила свое горе, но, видит Бог, за восемь лет я так устала молчать.

— Не стоит извиняться, Ранхил, тебе нужно было выговориться. Отпусти этих демонов, они не дают тебе жить.

— Хотела бы я, но как? Память не убьешь.

Его взгляд изменился. Словно он заново прожил кровопролитную войну и показал ее отголоски мне. Моя боль показалась мне в этом море лишь жалкой крупицей.