Не унывай!

Прошли все инстанции, суды. Наконец попали к какой-то большой начальнице с простой русской фамилией. Нам сказали: она разрешит – все будет в порядке. Входим: я, истица и ее старшая дочь.

Сидит элегантная женщина, в сером английском костюме с красным платочком в кармашке, хорошо причесанная, глаза серо-голубые, стальные. Смотрит на нас эдак сверху, спокойно, терпеливо.

– Садитесь, пожалуйста, – ледяным тоном. – Вы кто?

– Истица…

– А вы кто?

– Дочь…

– Вы? (Это мне.)

– Я председатель месткома, я прошу, у нас так принято…

– Напрасно пришли, – перебивая холодно, железно.

– Мне уйти? – вдруг я тоже «железно».

– Нет, почему же, раз пришли, сидите. Я вас слушаю (к истице), говорите. Теперь вы говорите (к дочке). Ну, теперь я вам скажу (это уже выслушав их сбивчивые объяснения и просьбы). Никаких прав вы не имеете. Еще хотите сказать? Говорите. Мы должны выслушать. Так, так, ну а теперь я скажу: никаких прав.

Мы вышли раздавленные, униженные. Я все время ждала, что она скажет: «Мы так не построим!..»

На следующий день шел спектакль «Спешите делать добро». Я спокойно и уверенно вышла на сцену. Оглядев всех партнеров сверху, тихо так сказала: «Садитесь… Вы не знаете, а мы знаем… что люди-то творят! На иного и не подумаешь вовсе, а он… только что звучит гордо, а колупни – козел!»

Зал замер. Гафт после этой сцены сразу подошел ко мне:

– Старуха, как ты это сделала? Вот это то, что надо, слушай. Гениально! Я теперь должен тоже играть по-другому.

Волчек, увидев меня позже, тоже сказала, что это наконец то, что она хотела. «Молодец!» – похвалила она.

Я заплатила за это знание собственным унижением, ощущением беспомощности, бесправности. И у нас так всегда: за все надо платить.

Одну из своих первых ролей в «Современнике», тетю Соню, сыграла в этом спектакле Лия Ахеджакова.

Чеховские спектакли

Галина Волчек, я считаю, совершила подвиг, поставив два спектакля по Чехову: «Три сестры» и «Вишневый сад». «Вишневый сад» – спектакль со множеством актерских удач: Раневскую играли Лаврова и Вертинская. Никогда не забуду, как напряженно, с отрешенным взглядом Раневская (Лаврова) сидела за столиком и ждала известия о продаже имения – и как она буквально помертвела, услышав, что оно продано. По-своему, но тоже пронзительно играла и Анастасия Вертинская. Очень забавна была Шарлотта в исполнении Елены Миллиоти (теперь эту роль талантливо играет любимица публики Ольга Дроздова). Широко, ярко Геннадий Фролов играл Лопахина.

В нынешнем спектакле бесспорной удачей стали роли Вари (Елена Яковлева) и Лопахина (Сергей Гармаш). Мастерски играл Игорь Кваша (Гаев). Событием стало исполнение Гафтом роли Фирса. Одно время Раневскую играла Алиса Фрейндлих, когда из театра ушли Лаврова и Вертинская. Мне казалось, что она играла несколько в ином ключе, чем наши актеры.

«Три сестры» – по-моему, самый красивый чеховский спектакль. Великолепна была работа Марины Неёловой (Маша – очаровательная, изящная, графическая фигура), Галины Петровой (Ольга) и Марины Хазовой (Ирина). Ирина в первой картине обворожительна, лучезарна, а сцену, когда с ней случается истерика и она кричит: «Выбросьте, выбросьте меня!», – Галина Борисовна поставила на мосту, так что всем казалось, что Ирина вот-вот бросится в реку. Валентин Гафт играл Вершинина – в его исполнении это была трагическая фигура. Барон в исполнении Андрея Мягкова, умный, интеллигентный, вызывает огромную симпатию. Первой исполнительницей роли Натальи была Елена Майорова – замечательная актриса, которой уже нет в живых. Я помню, как она волновалась перед премьерой и я грела ее холодные руки перед выходом на сцену. Позднее Наталью восхитительно играла Елена Яковлева.

Я играла няньку Анфису. Я старалась играть пожилую женщину, бесконечно преданную дому Прозоровых и бесконечно любящую всех трех девочек и их брата, оставшихся без матери. Любовь к ним была основной моей темой. Как она была счастлива, эта настоящая русская терпеливая женщина, когда обрела на старости лет свой уголок, «комнатку и кроватку»! Мне кажется, что Галину Борисовну всегда трогала эта тема, она волновала ее и в спектакле «Без креста», и в «Эшелоне», и в более позднем спектакле «Крутой маршрут».

Очень интересна музыка в этом спектакле, а также оформление, сделанное Петром Кирилловым. Изумительная сцена прощания Вершинина с Машей происходила на мосту, который был выстроен дугой, через всю сцену. И главное – круг, который в самых напряженных моментах начинал вращаться на сцене, а по нему шли и бежали герои.

Мой младший сын знал этот спектакль наизусть, и если актеры переставляли какое-то слово, искренне возмущался.