Но зачем нужно, чтобы дети оставались открытыми к своей уязвимости? Что произойдет, если защитное отчуждение заморозит эмоции, защищая ребенка? Интуитивно все мы понимаем, что чувствовать — лучше, чем не чувствовать. Наши эмоции — не роскошь, а необходимая составляющая нашей природы. Они даны нам не только как дополнительная опция; они необходимы для выживания. Они ориентируют нас, интерпретируя окружающий мир, дают нам необходимую информацию, без которой мы не смогли бы прожить. Они подсказывают, что опасно, а что полезно, что угрожает нашему существованию, а что поможет нам развиваться. Представьте, насколько сложнее нам было бы, если бы мы не могли видеть, слышать или ощущать вкус, тепло, холод или физическую боль. Выключить эмоции — значит потерять необходимую часть нашей системы чувств и. более того, необходимую часть нас самих. Эмоции дают смысл жизни, делают ее интересной, яркой, важной. Они помогают нам исследовать мир, побуждают к открытиям, дают силы развиваться. Даже на клеточном уровне, человеческие существа могут жить в режиме защиты или в режиме развития, но эти два состояния невозможны одновременно. Становясь неуязвимыми, дети больше не замечают бесчисленное количество возможностей в жизни, безграничный потенциал в себе самих, и мир перестает быть для них гостеприимной и благоприятной площадкой для самовыражения. Heyязвимость, насаждаемая ориентацией на ровесников, заключает детей в собственных страхов и ограничений. Неудивительно, что в наши дни многие ребята страдают от депрессии, тревожности и прочих отклонений. Любовь, внимание и ощущение надежности, которое могут дать только взрослые, освобождают детей от необходимости становиться неуязвимыми и позволяют им вновь обрести яркость впечатлений и жизнь, которой они не получат, даже увлекшись самыми рискованными занятиями, экстремальными видами спорта или наркотиками. Без этого ощущения надежности и безопасности, нашим детям приходится жертвовать своими способностями к развитию и к достижению психологической зрелости, к серьезным отношениям, к реализации своих глубоких и сильных потребностей в самовыражении. В конечном итоге, бегство от уязвимости — это бегство от себя. Если мы не будем близки со своими детьми, они не смогут стать самими собой.
"С меня хватит, — сказала мама Сары, расстроенная непоследовательностью и непредсказуемостью дочери. — Она ничего не доводит до конца, как бы мы ни старались ей помочь". Родителей Сары особенно беспокоила одна проблема, возникавшая снова и снова. Они прикладывали все силы, чтобы осуществить очередную мечту своей дочери, но каждый раз девочка отступалась от задуманного, столкнувшись с первыми трудностями. Например, родители долго откладывали деньги на обучение дочери фигурному катанию Перестроили свой распорядок дня так, чтобы успевать отвозить ее занятия, но она бросила их уже после второго урока. Сара была импульсивна, нетерпелива, легко выходила из себя. Она все время обещала вести себя хорошо, но часто не сдерживала обещания. Родители Питера также беспокоились за сына. Он был хронически нетерпелив и раздражителен, скверно вел себя с родителями и с сестрой. "Он как будто, не понимает, — сказал мне его отец, — что его слова могут испортить настроение всей семье». Питер постоянно со всеми спорил и ни с чем не соглашался. У него не было долгосрочных планов и стремлений. Он ничем не увлекался, кроме Nintendo и компьютерных игр. Понятие «труд» для него совершенно ничего не значило, касалось ли это школьных занятий, домашней работы или домашних обязанностей. «Больше всего меня беспокоит то, сказал его отец, — что Питера вообще ничего не беспокоит». Мальчика ни сколько не смущало отсутствие перспектив и хоть каких-то значимых целей.
С некоторыми отличиями, Сара и Питер демонстрировали одинаковый набор личностных черт. Оба они были импульсивны. Оба, казалось, понимали, как нужно себя вести, но никогда этого не делали Оба не были склонны к размышлениям, действовали необдуманно под влиянием момента. Родители обоих детей хотели знать, пора ли бить тревогу. Мой ответ родителям Сары был: «Пожалуй, нет», Саре тогда было всего четыре года, и такие характеристики соответствовали ее возрасту. При нормальном развитии, установки и поведение Сары должны были измениться в последующие годы. А вот родителям Питера беспокоиться стоило. Ему исполнилось четырнадцать, и, по крайней мере, в этом отношении, его личность не развивалась с тех пор, как он был дошкольником.
И Сара, и Питер проявляли симптомы того, что я называю «синдромом дошкольника» — поведения, характерного для детей дошкольного возраста. На этом этапе развития некоторые психические функции у детей пока еще не интегрированы; отсутствие интегративного функционирования — верный признак психологической незрелости. Конечно, «право» вести себя, как дошкольники. имеют только дошкольники. У детей постарше и у взрослых отсутствие интеграции указывает на незрелость, несоответствующую возрасту.