Не удивительно, что чем более активную половую жизнь ведут подростки, тем больше они ожесточаются эмоционально. Это снижение чувствительности может показаться благословением, защищающим их от боли и позволяющим играть с огнем. Но, как мы уже говорили в предыдущих главах, убегая от уязвимости, ребенок теряет человеческий потенциал, эмоциональную глубину и свободу, которые делают людей по-настоящему живыми.
Даже в краткосрочной перспективе, раннее начало половой жизни не может не навредить защищенному от уязвимости подростку. То, что подросток не выглядит несчастным, вовсе не означает, что он не страдает. Чем меньше мы осознаем свою боль, тем сильнее может оказаться травма на бессознательном уровне. Хизер призналась, что её изнасиловали на одном из свиданий, но она сказала это беспечным тоном и подчеркнула, что это событие никак на ней не отразилось. Не трудно было заметить скрытую за этой бравадой уязвимость и предположить, что такое безразличие, если его не излечить, будет и дальше уводить девушку на очень опасную территорию. Сексуальный контакт, который не может развить у подростка чувство еще большей уязвимости, приводит к усилению защитных механизмов против уязвимости. Когда я спросил одну молодую девушку у себя на приеме, почему они с подругами так много выпивают на вечеринках, та без колебаний ответила: «Когда напьешься, не так больно заниматься сексом».
Одним из самых тяжелых последствий эмоционального ожесточения является то, что секс теряет свою связующую силу. В долгосрочной перспективе, наступает душевное онемение, и это лишает молодых людей возможности создавать отношения, в которых присутствует настоящий эмоциональный контакт и духовная близость. В конечном счете, секс становится процессом, не связанным с глубокими переживаниями. Он даже может вызывать привыкание, потому что секс сразу же подавляет жажду привязанности, не утоляя ее. Отделение секса от уязвимости может способствовать сексуальному раскрепощению, но источником этого раскрепощения станет эмоциональная бесчувственность.
Несмотря на то, что Хизер была умной, привлекательной, обаятельной и общительной девушкой, в ее чувствах и словах я не увидел ни намека на уязвимость. Она не испытывала страха, не признавала, что нуждается в помощи, не чувствовала ни опасности своего положения, ни неловкости за то, что делала. Николас тоже был в состоянии «бегства от уязвимости», что делало его скучающим, все вокруг критикующим, самонадеянным и высокомерным. Он также не чувствовал ни страха, ни неуверенности. Он презирал слабых и терпеть не мог неудачников. Ни Хизер, ни Николаса невозможно было глубоко взволновать. Они оба были невосприимчивы к связующей силе секса. Оба были защищены от уязвимости еще до вступления в половую жизнь, но сексуальная активность перенесла их эмоциональную ожесточенность на новый уровень.
Ни Хизер, ни Николас не стеснялись обсуждать свой сексуальный опыт ни со сверстниками, ни даже со мной. Такая непринужденность в общении на интимные темы, которые обычно принято считать глубоко личными — любопытная, но обманчивая сторона «бегства от уязвимости». Многих взрослых людей потрясает такая откровенность современной молодежи в вопросах секса, они даже склонны видеть в ней символ победы над скрытностью и застенчивостью недавнего прошлого. «Мы ни за что не стали бы обсуждать такие откровенные вопросы, — восхищалась мама одной пятнадцатилетней девочки, сильно ориентированной на ровесников. — Когда мы были в их возрасте, мы стеснялись говорить о сексе». Мама не понимала, что это развязное и нескромное обсуждение половой жизни не имеет ничего общего со смелостью и открытостью, а скорее говорит о защитной реакции против уязвимости. Не надо быть очень смелым, чтобы рассказать о чем-то не слишком личном. К чему скромность, если ты не чувствуешь своей наготы. Когда секс отделяется от уязвимости, он уже не может причинять сильную душевную боль. То, что должно быть сугубо личным и интимным, можно поведать всему миру — что часто и происходит в низкопробных телевизионных программах.