Не упусти

Или, скорее, ручка возникла, полностью сформировавшись, у нее в голове. Это была ручка, которую она никогда раньше не видела. Яркая, сияющая серебром. Вместо обычного зажима на ней была змея, которая обвилась вокруг колпачка три раза, прежде чем на нем улечься. У нее были кроваво-красные глаза, и Сорока каким-то образом поняла, что это два маленьких рубина. Она мысленно сняла с нее колпачок. Это оказалась авторучка с угольным, глубоким, насыщенным черным кончиком, который блестел от пятен чернил того же цвета, что и рубины. Кроваво-красные и сверкающие.

А затем Сорока ощутила в руке тяжесть, тонкую прохладную линию, которая начиналась на кончиках пальцев и заканчивалась у запястья.

Она открыла глаза, и вот она – ручка из ее разума. Идеальная по своей красоте, такая блестящая, что солнце, отражаясь, резало ей глаза.

– Неплохо для второй попытки. Разве что капельку пафосно.

Сорока пропустила это мимо ушей, сняла колпачок с ручки и посмотрела на кончик. Он казался сделанным из чего-то невозможного, тяжелого и черного, что не могло принадлежать этому миру.

– Но она будет существовать только здесь? Или я смогу… забрать ее домой?

– Ты уже дома. Но если ты имеешь в виду, можешь ли ты забрать ее в Даль, то я думаю, что ответ зависит от того, насколько ты этого хочешь.

Сорока этого очень хотела. Она сунула ручку в карман и почувствовала, как тот успокаивающе прижался к ее бедру под весом ручки. Интересно, что еще она сумеет сделать? Ей приходилось бороться только с ограничениями собственного разума.

– Не забегай вперед. Эти вещи сделаны из тебя. А ты не всесильна.

В прошлом году, еще до того как все случилось, в ее школе проводили день донора. Сороке только недавно исполнилось шестнадцать, и с подписью матери ей впервые разрешили сдать кровь. Теперь она все вспомнила в мельчайших подробностях: крекеры с арахисовым маслом, которые ей тогда дали, гимнастический зал, чистый и аккуратный, с койками, трубками и внутривенными капельницами. У медсестер, которые брали кровь, волосы были аккуратно уложены в маленькие пучки или убраны назад в хвосты. Еще у них были забавные мультяшные халаты. Они подняли ее руку выше головы, когда кровь не сразу полилась. Красная жидкость медленно вытекала из вен и заполняла большой мешок. Неужели это все, что Сорока могла дать?

Она ждала, что почувствует, как из нее выкачивают кровь, но кроме легкого жжения в точке входа иглы и мягкого рывка возле крошечной раны ничего не было.

Потом Сорока сидела и грызла крекеры с арахисовым маслом, покорно съедая их один за другим, пока упаковка не опустела.

Когда Маргарет встала, ей пришлось схватиться за койку. Она почувствовала легкий приток крови к голове, ощущение, которое нельзя назвать неприятным, скорее… незнакомым. Будто она стала легче на пинту. Перед глазами замелькали звезды, все стало светлее. Сорока села обратно и глубоко вздохнула. Кто-то протянул ей печенье с шоколадной крошкой, и она его съела.

Когда Маргарет встала в следующий раз, то почувствовала себя сильнее. Почувствовала, как тело восстанавливается. Но все-таки… ощущение легкости… Ощущение того, что она что-то отдала, у нее что-то забрали… Невозможно сразу это описать, но и невозможно игнорировать. Сорока чувствовала, что стала меньше. Чуть-чуть. Но все-таки меньше.

– Ты не всесильна, – сказал Здешний.

Сорока подумала, что точно знает, как это. Она похлопала себя по карману, где теперь лежала серебряная ручка. «Может и нет, но ты бы удивился, если бы узнал, что с человеком делает отдых и сахар», – подумала Маргарет.

Верно, но усилие, необходимое для пожелания шоколадного печенья, отрицает восстановительные свойства самого печенья.

– Может быть, стоит пожелать, чтобы ты не читал мои мысли все время, – отрезала Сорока, и тут же воцарилось раздраженное молчание, ставшее еще прозрачнее, чем мгновение назад.

Она начала спускаться с холма к Близкому. И поразилась тому, какую потрясающую работу проделала.

Сорока позволила себе оглядеться, чтобы заметить то, чего либо не замечала, либо попросту не было. Например, трава вокруг города не была бесконечной, как она думала. Поле простиралось очень, очень далеко во всех направлениях, но заканчивалась прямо перед горизонтом, где Сорока ясно видела острую зеркальную поверхность огромного водоема. Значит, Близкий был островом.

– Это я так сделала? – спросила Маргарет, но Здешний явно продолжал обижаться и не ответил.

Она попыталась вспомнить, писала ли когда-нибудь в желтой тетради что-нибудь об острове.

– Я же сказал, не все нужно записывать.

– А, так теперь ты со мной разговариваешь?