Не в парнях счастье

– Спасибо, – кисло выдавила я и еще быстрее побежала со двора. Нет, ну почему именно сегодня? Неужели же нельзя было хоть в этот день не сталкиваться с ними всеми? Почему я такая невезучая? И что, кстати, с Сергеевой машиной? Я вдруг вспомнила – что-то в ней не так. Кажется, какая-то большая царапина. Или я что-то перепутала? Вообще, машина эта уже старая и битая с разных сторон. Везде по чуть-чуть. Он что, снова с кем-то встретился? Ладно, не мое это дело. А какое – мое? Ах да. Владимир.

– Привет! – услышала я, чуть не просвистев мимо, погруженная в свои дурацкие упаднические мысли.

– О, привет, – развернулась я. – Извини, я задумалась.

– Я так и понял, – усмехнулся он, стоя вполоборота ко мне и с интересом меня рассматривая. От одного его взгляда по моему телу вдруг пронеслась волна жара. Отчего бы? Может, от ужаса? – И о чем ты задумалась?

– Да так… – растерялась я. Что тут скажешь? Что мне интересна каждая царапина в жизни и на машине моего бывшего? Или что я почему-то боюсь его, Владимира, хотя он выглядит совершенно безопасно и даже вполне симпатичен?

– Понятно. Ладно, какие у нас планы? – поинтересовался он. Я нахмурилась. Я-то откуда знаю, какие у нас планы?

– Я тут тоже думала, что это у нас – вечерняя пробежка, или что?

– О, ты полюбила бегать? – ехидствовал он. – Не думал, что так быстро добьюсь от тебя результатов.

– Нет уж, бегать я не люблю. Я больше предпочитаю ходить. Или даже лежать, – ляпнула я, не подумав, что мой спич может быть понят превратно. И тут же поправилась, краснея: – Или стоять. Или сидеть.

– Сидеть. Понятно. Тогда пойдем ко мне, я угощу тебя ужином. Там и посидишь, – миролюбиво добавил он и взял меня под руку. Это было в высшей степени странно – идти с ним вот так по нашим улицам. Особенно в платье, развевающемся на ветру. Я украдкой поглядывала на Владимира, но тот был слегка насмешлив и непроницаем. Его загорелое красивое лицо никак не позволяло определить, что у него в голове, но в какой-то момент он повернулся ко мне и улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

– Что? – от неожиданности вытаращилась я.

– Ты так смотришь…

– Просто… не видела тебя в человеческой одежде. Думала, ты всегда только в спортивной форме, – нашлась я. И хитро улыбнулась.

– Ты тоже, признаться, смотришься странновато. Платье. Каблуки.

– Я? Странновато? – обиделась я. Вот так, старайся выглядеть женственно! Надо было не напрягаться, припереться в бриджах и футболке. В панталонах, все равно он надо мной смеется. – Да я на работе постоянно на каблуках!

– Да? Только я-то тебя там вижу только из-за этой тумбочки. Как ее там, тумбочку – стойка? Так что… Впрочем, мне нравится.

– Что нравится? – продолжала юродствовать я. – Из-за тумбочки на меня смотреть?

– При чем тут тумбочка? – нахмурился он. И остаток пути шел молча и даже мрачно, уже не глядя на меня. Я злилась на себя. Почему я веду себя как дура, какая разница, что он думает обо мне и моем платье! Мне надо только, чтобы он продолжал двигаться в правильном направлении.

– Мне нравится твое платье, – вдруг высказался он после длинной паузы. Мы уже практически подошли к его дому на улице Расплетина, когда он подал голос.

– Правда? – от неожиданности смутилась я.

– Послушай, Диана, мне нравится твое платье. И ты мне тоже очень нравишься. Только вот… дело в том, что… Черт, я даже не знаю, как сказать.

– Но ты же знаешь пять языков! – не сдержалась я. Владимир замолчал, нахмурился и внимательно посмотрел на меня.

– И почему ты такая язва?

– Я? Разве? – пожала плечами я. И улыбнулась. – Но я рада, что тебе нравится мое платье. Мне тоже нравится, как ты смотришься в… джинсах и рубашке. Правда, в шортах ты смотришься еще лучше. С такими-то мышцами. С такими ногами.

– Ноги у тебя тоже отличные.

– Правда? – глупо обрадовалась я.

– Так, будем считать этот сеанс грубой лести оконченным. Пойдем! – он схватил меня за руку и повел к себе. Даже, можно сказать, настойчиво потащил.

– Мы же договорились, что это – не пробежка. Куда мы так несемся? – ехидно уточнила я, но Владимир проигнорировал, и только когда мы оказались в лифте, он, так и не сказав ни слова, вдруг обхватил меня за талию, прижал к стенке кабины и принялся целовать. Жадно, яростно, словно хотел сделать больно, но при этом я бы ни за какие коврижки не согласилась, чтобы он прекратил это делать. Именно это можно было назвать «попасть в настоящие мужские руки». От этих сильных объятий я чуть не потеряла устойчивость и окончательные остатки здравого смысла. Так, как он, меня никто никогда не целовал. Даже Сосновский, честно говоря. Такое ощущение, что в этом Владимире живут какие-то тайные демоны, которые почему-то просыпаются при виде меня.

– Что ж это такое! – простонал он, когда лифт уже остановился на нужном этаже, но мы так и не двинулись с места.

– Я хочу тебя, – пробормотала я, сама удивляясь собственной наглости.

– Да что ты говоришь! – язвительно воскликнул он, оторвался от меня на секунду, продолжая держать мое лицо в своих ладонях. Посмотрел на меня и рассмеялся: – Значит, хочешь?

– Могу и перехотеть!