Он вытащил, дал пережить вчерашний день, и спасибо большое ему за это было. И сама бы, должно быть, всё-таки попав под машину или просто упав и больше не встав, я бы не справилась.
Но… попробовать и так, чтобы не на раз?
Не коротким романом?
А… вот так, как сегодня? С ужинами, вопросами про мой день и вежливые, ответные, про его работу, про развёрнутый к себе мой ноутбук, в котором даже два абзаца методы, ужасаясь непонятным словам, он осилить не смог?
Вызвал этим улыбку.
— Там было про женитьбу, — к столу, расставляя руки, меня приперли окончательно, и голову, чтобы видеть его глаза, пришлось запрокидывать, — а тебя я пока вроде в загс и не позвал…
Не позвал.
Только на стол усадил, провел губами по шее, выбил, доводя до грани, такими нечестными способами и согласие, и обещание.
И список Гаринских девушек я официально пополнила.
22 минуты до…
— А теперь, последний вопрос, — Ивницкая, напоминая настоящую акулу пера, улыбается дружелюбно-хищно. — Ребята, какие у вас планы на медовый месяц?
— В морг сходить, — я буркаю раздраженно.
Иль иглисто.
Раз ёжиком меня тут вдруг назвать решили.
— Калина!
— Что⁈ — возмущаюсь я столь же деланно, отбиваю её взгляд. — У нас через три дня патан у Бердяева начинается!
А Бердяев за два года не изменился, поэтому пропуски его ненаглядных пар всё так же приравниваются к расстрелу и уважительной причины не имеют априори. И даже смерть не относится к таковым.
Ногами вперёд, но явиться на пару ты должен всегда.
— Медовый месяц будет в январе, — Гарин сообщает хладнокровно, не моргнув и глазом на брякнутые мной слова, он только ловит незаметно мои ледяные пальцы. — Мы полетим в Индию.
Для начала.
К Ваське, что родить там как раз должна будет. Ныне же она глубоко беременная, а оттого на свадьбу брата не прилетевшая, передумавшая в последний момент и объявившая, что ещё одну свадебную церемонию, по индийской традиции, они нам с Гариным устроят.
И, вспоминая фотографии Васькиной свадьбы и многочисленную родню Нани, морально готовиться можно начинать уже сейчас. Не думать старательно, что родители Гарина на рождение первого внука тоже полетят.
И Енька это событие не пропустит.
Остальные мои, когда про церемонию узнают, интерес к Индии у себя тоже обнаружат. Причём все, включая Аурелию Романовну.
— А потом…
И одни.
Это, ёрничая, хочется добавить уже мне, но… я проглатываю очередной неуместный комментарий и на Гарина смотрю. Не мешаю делиться нашими планами на медовый месяц. И даже не спрашиваю, вклиниваясь из-за пришедшего вдруг в голову вопроса, почему он медовым-то называется?
И я не нервничаю.
Абсолютно нет.
— … в Касабланку.
— Эс-Сувейру, — я всё же не удерживаюсь, вставляю быстро и легко.
И с настоящей улыбкой, потому что мысли о Марокко, пусть и зимнем, душу греют. Они успокаивают, если маяк в Касабланке и шелестящее волнами побережье Атлантики представлять, воображать, как гулять мы там будем.
Заглянем на базар.
И в порт, где жирные-жирные крикливые и наглые чайки.
Ещё коты.
А у берега, если верить миллиону картинок и путеводителям, покачиваются старые рыбацкие синие лодки.
И до сине-голубого города, взяв в прокате машину, мы доедем. Заблудимся в лабиринте узких улочек, что поднимаются и спускаются, собираются в неровные каменные лестницы или расползаются внезапно, становясь площадью.
Мы… мы будем там счастливы.
И вообще…
— А Касабланку, открою вам тайну, — Ивницкая, завладевая вниманием Рады и камеры, улыбается заговорщически, сдаёт все секреты Полишинеля, — они выбрали, потому что любимый фильм Калины «Касабланка», и она всегда хотела там побывать.
— И это мы тоже всем, конечно, расскажем, — я фыркаю, кажется, нервно.
Не недовольно, но…
Полька быстрым взглядом режет, и мимолетная тень по её лицу пробегает. Или, пробиваясь сквозь всё веселье и всю беззаботность, выглядывает. Думается, что нахмуриться вот сейчас она хочет.
И ответы на так и незаданные вопросы она получить хочет.
Порывается спросить ещё со вчера, но так и не решается. Она не требует в кои-то веки никаких объяснений и подробностей.
Не спрашивает ничего.
А я сама не рассказываю.
И вид, что ничего не было, мы делаем обе.
Не ездила я никуда, да.
— Калинина, сейчас довыёживаешься, — Ивницкая, грозно прищуриваясь, тянет мстительно и вредно, встает, подавая пример и нам, — и я всем расскажу про бахилы, хирургию и Валерия Васильевича.
— Не расскажешь, — я фыркаю уверенно, не впечатляюсь страшной угрозой, — мы там на пару позорились.
Ну и… бахилы — белые, не синие! а потому похожие — на головы вместо одноразовых забытых дома шапочек мы на пару надевали.
Было дело.
Кто же знал, что оставивший нас в кабинете Валерий Васильевич вернется так невовремя? Вместе с шапками придет, глубоко вздохнет и в отделение, раздав пациентов, всё же пустит. Скажет, что думал, будто мы тут сидим и ревем.
А мы…