— Вы не в том положении, чтобы ставить условия, — пригрозил Пирс.
— Разве? Тогда найдите себе другого художника.
Он прищурился:
— Представьте себе, Элиза. Денег у вас не будет, слуги разбегутся, кладовки опустеют. Эбби превратится в руины. Вы скоро окажетесь на улице. Когда ваш брат попадет в долговую тюрьму, а слухи о ваших собственных преступлениях дойдут до светского общества, что вам придется делать, чтобы выжить, а? — Он разразился злобным хохотом. — Продавать свое тощее тело?
— Я не так уж беспомощна, как вы думаете.
Пирс огляделся:
— Здесь очень неплохо. Но увы, эти старые домики так легко горят. Сомневаюсь, что бедная старая дева, живущая на крохотное пособие, сможет пережить такое несчастье.
Степень порочности этой парочки была пугающей.
К горлу подступала тошнота.
— Вам нравится грубая игра, не так ли?
— Чем скорее вы это поймете, тем лучше. — Пирс разгладил свои дорогие перчатки. — Пока вы будете с нами сотрудничать, все будет хорошо. Вам даже может все это понравиться.
Она понимала, что весь этот разговор сводился не к желанию завладеть ее телом, а к тому, чтобы сломить ее дух.
Элиза сжала зубы, чтобы не возражать Пирсу, и занялась тем, что поставила букет в вазу с водой. Ей надо было успокоиться.
— Вы выразились совершенно ясно, сэр. В ближайшее время я дам вашему кузену ответ. — Она хотела сказать еще что-то, но увидела появившуюся из-за угла Августину с кучей цветочных горшков в руках.
— Я не знала, что мы не одни, — сказала Гасси, окинув визитера недоброжелательным взглядом.
— Мистер Пирс уже уходит, — сказала Элиза.
Он приложил руку к шляпе в знак прощания:
— До свидания, Элиза. Мы еще поговорим.
— Что было нужно этому льстецу? — спросила Гасси, провожая Пирса взглядом.
— Разозлить меня. — Она сунула нос в бледно-лиловые цветы в вазе, напоминая себе их тайное послание. «Будь спокойной».
— Не обращайте на него внимания, Гасси.
Гасси стала расставлять на скамейке цветочные горшки.
Несмотря на жару и лекарственные свойства растений, по рукам Элизы пополз холод, превращавший ее кровь в лед.
— Моя дорогая, ты в порядке? — Голос Гасси доносился откуда-то издалека. — У тебя такой вид, будто вот-вот упадешь в обморок.
Элиза загородила рукой глаза от солнца.
— Мистер Пирс был прав — мне надо было надеть шляпу. Солнце слишком печет. Одну минуточку. Я пойду в дом и выпью стакан воды.
— Добрый день, милорд, — приветствовал Грифа ассистент тренера. — Вам нужен спарринг-партнер? Сегодня не ваш обычный день, но я найду для вас достаточно опытного партнера.
— Не беспокойся, Джордж, я зашел, чтобы поговорить с тобой. — В боксерском клубе он чувствовал себя более уверенно, чем у Уоткинса. За последние несколько лет у него установились хорошие отношения со здешним персоналом. Тренеры, которые работали в клубе, присматривали за спортивными сумками, за уборкой раздевалок и отвечали за спарринг. Все они были бывшими профессиональными боксерами и за щедрые чаевые были готовы прощать своим клиентам их выходки.
Понизив голос, Гриф спросил:
— Не заинтересует ли тебя и твоих друзей возможность немного подзаработать на стороне?
Джордж кивнул.
— Отлично, — обрадовался Гриф. — Пойдем куда-нибудь, где можно поговорить без посторонних.
Джордж незаметно кивнул в сторону дальнего угла зала.
— Я как раз собирался пойти туда по делам.
Гриф последовал за Джорджем в уголок за каморкой для спортивного инвентаря. В воздухе стоял запах щелочи, мыла и пота.
— Руки чешутся разбить кому-нибудь голову, милорд?
— Вроде того. Но прежде чем решиться, мне надо собрать кое-какую информацию об одном типе.
— О ком?
— О Брайтоне.
Джордж сплюнул.
— Скупердяй, такой же, как его кузен, с которым они друзья-приятели. Неразлейвода. В отличие от вас, сэр, у них никогда нет и фартинга для нас, работяг.
— Брайтон не только скряга. У меня есть основание подозревать, что он решил шантажировать моего друга. А это посерьезнее.
По дороге из издательства Гриф обдумывал ситуацию. Здравомыслящий, честный Уоткинс интуитивно верил в леди Брентфорд. И вопреки всему тому, что было против нее, Гриф не мог себе представить, что она может быть вовлечена в криминальную деятельность, особенно если дело касалось живописи. Ее любовь к искусству была слишком честной, слишком светлой. Она никогда так подло не предаст его.
Все же у Кэмерона был наметанный глаз, и он никогда просто так не позволит себе утверждать что-либо голословно.
Противоречивые факты имели лишь одно объяснение — на леди Брентфорд давили обстоятельства.
Джордж вопросительно взглянул на маркиза. И, выдержав паузу, заявил:
— Мне не нравится, когда кто-то пытается запугивать одного из моих друзей.
— Мне тоже. — Гриф достал кошелек и потряс им. Золотые монеты звякали гораздо весомее, чем медяки. — Я полагаю, что у тебя есть знакомые, которые знают, что происходит в притонах Лондона.
Кошелек перешел в руки Джорджа.
— Да, милорд, — ответил Джордж, поглаживая мягкую кожу кошелька. — А если я подмажу кое-кого, то узнаю все, что вам нужно.