Не валяй дурака, Америка…

Тишина… Тусклый свет, распятие Христа на дальней стене. Стол с подсвечниками, трибуна, видимо для священника… Всё, как надо… А где же главный? Кто тут заправляет всем этим хозяйством?

Хотя я старался передвигаться тихо, но мне казалось, что мои шаги гулко раздаются по всему помещению… И куда спрятался пастор? Или как тут его называют прихожане?

Я шёл прямо по главному проходу в сторону распятия. Осенить себя крестным знамением я даже и не подумал. Во-первых: Я из православной страны, и хрен его божью маму знает, можно ли тут креститься с права налево, а не слева направо. Ну а во-вторых: Когда я был пионером, нам говорили, что бога нет. Да и я, когда умер, не встречался там ни с богом, ни с его наместниками ангелами-архангелами. Так что по моему мнению — все эти ритуалы, придуманные когда-то людьми, не несут под собой никакой разумной смысловой нагрузки. А если я когда-нибудь встречусь с тем, что принято называть божеством, то у меня есть к нему парочка вопросов на разные темы.

* * *

Знакомая толстая рожа прохиндея-священника появилась из какой-то боковой комнаты справа от распятия. Он посмотрел на меня неузнавающим взглядом и поинтересовался:

— А вы кто такой?

— Святой отец! — обратился я к нему, но он меня перебил.

— Ко мне надо обращаться «преподобный отец».

«Да мне пофиг» — буркнул я про себя, а вслух сказал:

— Преподобный отец Джозеф! Мне к Вам посоветовал обратиться один человек. На месте сгоревшего дома, я кое-что нашёл. Не могли бы Вы на это взглянуть.

После этих моих слов на жирном лице католического священника буквально за мгновение сменилось несколько масок. Интерес, испуг, узнавание, слащавая доброжелательность…

— Что ты там нашёл, сын мой?

«Я ни хрена не твой сын, тварь жирная»…

— Вот посмотрите! — я приблизился к нему поближе, так сказать «на расстояние удара» и протянул руку с кожаным мешочком.

— Что это?

— Это я нашёл на том участке, который Вы хотели забрать у вдовы Смит…

— Я хотел помочь ей… — невинно проговорил Джозеф.

— Ну, я не спорю.

Он взял у меня из рук мешочек и потянул завязки… На ладонь ему высыпалось несколько смятых комочков золота.

— Что это? — снова подал голос католический лицемер.

— А это золотые зубы, которые немецкие изверги выдёргивали у бедных евреев, перед тем, как сжечь их в крематории. Кстати, католическая церковь и даже сам Папа Римский благосклонно относились к этому делу.

— Вы не правы, Ватикан был нейтрален в годы Второй мировой войны…

— Да мне по фиг! — сказал я по-русски и воткнул в тушку священника любимый нож Лолиты.

Я помню, как она метко его метала в наших недругов. Надеюсь, что и я не промахнулся, целясь в греховное и продажное сердце этого гада. А священник выпучил глаза и беззвучно открывал рот, как выброшенная не берег рыба. Он упал передо мною на колени и протянул руку в мою сторону… Я выдернул нож из его тела, и снова нанёс удар. На этот раз я бил в шею. Фонтанчик крови подтвердил, что я и тут не промазал. Тело в агонии билось на полу, а я ещё не остудил свою жажду мести… Перед глазами у меня почему-то стояла Лолита. Смешная девчонка, не слишком красивая по европейским канонам моды, но очень милая и симпатичная. Я вдруг подумал, что ей было бы приятно, если бы я сделал с её убийцей то, что она сотворила с бандитами в парке Гарварда.

Никогда раньше мне не приходилась делать самому «Колумбийский галстук», и когда я закончил творить это безобразие, то мои руки все были в крови… Ничего. У них тут где-то должна быть ёмкость со «святой водой». Отмоюсь…

Я высыпал в разинутый рот трупа остатки золотых зубов из мешочка. Как говорится: «Нехай эта гнида подавится ими!»

* * *

Жизнь не была ему к лицу, и он пошёл на суд к Творцу.
Пришёл он к первому Лицу, состроив из себя овцу,
Но там свели конец к концу, и в ад путёвку молодцу.
Там в ванне жидкого свинца он и плескался без конца…

* * *

Что я ощущал при этом? Да, ничего особенного, в сущности. Спокойствие… Умиротворение… Удовлетворение от честно выполненного долга.

Я тщательно отмыл руки и нож в какой-то позолоченной лохани, а потом вышел из этого вертепа, аккуратно прикрыв за собой дверь.

В голове снова запульсировало. Мария так и не обработала мне рану на затылке. Не думаю, что там прямо-таки рана. Мозги же не вытекают. А содранная кожа прирастёт и зарастёт. Слышал, что тут в Америке во времена ковбоев, пуляющих во все стороны из своих кольтов, были случаи, что человек, с которого заживо сняли скальп, выживал. Некрасиво, но что поделать… Ну, значит и мне не грозит ничего страшного. Заживёт, как-нибудь…

Дорога до больницы прошла безо всяких инцидентов. Я сел в машину и задумался. А куда теперь?