Не верь

— Видишь ли, я совершила подлость, в результате чего погибли родственники Лены и она сама в неволе. Душа не на месте, совесть заела. Можешь верить, можешь не верить, но это так. Да, мы угоняем машины, доставляем людям много неприятных минут, но убийство…

— Впервые я тебя такой вижу. — Откровенность Веры у подруги явно вызвала интерес. — Но неужели ты действительно не задумывалась и не задумываешься о последствиях?

Силантьевой не хотелось упоминать о Шумилине и о том, какие душевные терзания вынудили ее к данному шагу. Ответила просто:

— Мне все равно.

— Завидую, — с сарказмом отозвалась Уралбаева. — Но мне моя молодая жизнь еще не надоела. Давай уйдем вместе, а завтра над мужиками посмеемся, что уснули в женских объятиях, так и не воспользовавшись нашими прелестями. Никто не заподозрит неладного.

— Нет, — твердо произнесла Вера.

— Нет? — переспросила подруга. — Но кто поверит, что меня с тобой не было? Они, значит, уснули, — кивнула она в сторону парней, — ты пошла освобождать Смуглову, а я — домой? И не подозревала о твоих планах?

— Есть выход, — осенило Силантьеву.

— Какой?

— У меня еще остались таблетки. Проглоти парочку и спи вместе с ними. А одну я оброню на пол, рядом со столом. Стопроцентное алиби. Как?

— А насчет себя хорошо подумала?

— Уже не отступлюсь, — коротко внесла она полную ясность.

Уралбаева проглотила таблетки и прилегла на соседнюю с мужиками кровать.

— Прощай, подруга, — попрощалась она с ней, закрывая глаза.

— Рано хоронишь, — сказала Силантьева, но так тихо, что подруга ее не слышала.

Раскидав в спортивном зале маты, девушка нашла нужную плиту, но сдвинуть ее не хватало сил. Она старалась вовсю, но приоткрыла лишь маленькую щелку. Полная отчаяния, легла на холодную бетонную плиту и яростно застучала по ней кулачками.

— Ну почему, почему? — повторяла она со слезами.

Замерзшая и голодная (в связи с известными нам причинами, тюремщики про нее забыли), укрывшись тонким пледом, Леночка сидела в уголке своего лежака. Услышав возню наверху, подумала, что ей наконец-то принесли поесть. Но там кто-то копошился, а плита не сдвигалась. И тут до нее долетел женский плач. Во-первых, Слон или Левчик вряд ли станут и смогут плакать женским голосом, во-вторых, от них ожидать проявления подобной слабости или жалости вообще невозможно. И сердечко девушки екнуло. Она откинула плед и быстро взобралась по лестнице к люку.

— Кто здесь? — спросила почему-то шепотом. Плач прервался.

— Лена?

— Я это, я, — поспешила она ответить.

— Не могу отодвинуть плиту, — пожаловался девичий голос наверху, и Смуглова ее узнала.

— Вера?

— Я. Но сейчас не время для бесед, нужно что-то придумать.

— Давай толкнем плиту вместе, — сообразила Смуглова.

С большим напряжением, но сантиметр за сантиметром им удавалось отодвигать плиту. Наконец образовалось отверстие, через которое смогла пролезть пленница.

— Как ты тут оказалась? — обняла освобожденная спасительницу.

— Потом, потом. Отсюда немедленно нужно уходить.

— Прямо так? — Силантьева посмотрела на Лену и не нашла в ее внешнем виде ничего предосудительного, если не считать бледного лица. — Я имею в виду верхнюю одежду, на улице как-никак зима, — внесла та ясность.

— Не проблема. Иди к выходу из дома, я тебя догоню. — Вера вынесла девушке зимнее пальто Уралбаевой, и они осторожно выглянули в приоткрытую входную дверь.

— Странно, что никого нет в доме, — сказала Лена.

— У них тихий час.

Нельзя сказать, что ответ Силантьевой удовлетворил любопытство девушки. Но уточнять она решила в более подходящем для этого месте.

В такси Смуглова отогрелась, но ехать на квартиру Силантьевой отказалась.

— Но почему? — не понимала та ее упорства.

— Я должна идти домой и узнать, кто и где похоронил моих маму и дедушку.

— Мы можем заехать к тебе вместе, но оставаться там опасно. Да и квартира, я слышала, опечатана. У меня тоже небезопасно, но отдохнуть и выспаться время есть.

— Хорошо, — согласилась спасенная.

Девушка с замиранием сердца взбежала по знакомой лестнице, остановилась у квартиры тети Зои и позвонила. Соседка открыла дверь и с умилением посмотрела на Леночку.

— Девочка моя миленькая, — обняла пожилая женщина молодую соседку. — Милиция освободила тебя. Я знала, что негодяев найдут.

— Не милиция, тетя Зоя.

— А кто? — отстранилась та.

— Друзья. Но рассказывать долго, а я на минуточку заскочила.

— Да ты проходи, можешь не разуваться.

Они сели в зале на стулья. Простота и бедность обстановки бросались в глаза. Старый, обшарпанной полировки стол, четыре стула, застеленный выцветшим покрывалом диванчик, старинная тумбочка и черно-белый телевизор, который застал еще хрущевские времена. Но хозяйка за наживой не гналась, считала, что ее времена прошли, пусть молодые дерзают, а ей лишь вовремя бы пенсию платили и хватало на хлебушек и постные щи. Независтливая и простая женщина отличалась одним лишь общим возрастным недостатком — любопытством. Но и тут умела при необходимости себя сдерживать. Вот и сейчас она облокотилась о стол, уперла подбородок в ладони и ждала инициативы со стороны гостьи.