Гостиная была совершенно не похожа на то самое помещение, где они пили аперитив. Сейчас мебели было не видно, зато вся комната мелькала огоньками, разноцветными зайчиками и яркими вспышками лампочек. Буквально через несколько минут после того, как вся компания собралась, в широкие двустворчатые двери ввалился — по-другому не назовешь — молодой невысокий парень, а за ним, толкая какую-то тележку аккуратно вместился Мишель. У Клемана даже дыхание приостановилось от такой неожиданности. Он до сих пор смущался, вспоминая вполне однозначные намеки парня по поводу его мм… привлекательности и все такое… И хотя уроки с Катей имели свои результаты, и он уже не был таким зажатым ханжой, как раньше, но мысли такого порядка его немного смущали. Ладно! Много, очень много смущали. Он даже от девушек не умел принимать комплименты, не то что… Однако долго предаваться этим фрустрационным настроениям ему никто не позволил. Парень, неожиданно появившийся в гостиной, оказался непревзойденным мастером по всяким трюкам за барной стойкой, которую он, кстати, таскает за собой практически везде. В следующие несколько десятков минут над ней летали бутылки, шейкеры, стаканы, колбы, и бог его знает, что еще. Эти предметы вытворяли такие пируэты, что не верилось в то, что ими управляет живой человек, без помощи магии или какой-то неизвестной технологии.
Результатом этих невероятных представлений были коктейли, признаться честно, приводящие публику в не меньший восторг, чем история их создания. И пикантность и разнузданность вечеринки только усугублялась с каждой новой порцией, с каждым новым трюком этого волшебника. В какой-то момент Клем нашел себя тесно зажатым между Катей и Жасмин, которые с увлечением и тщательностью естествоиспытателей вылизывали стопки от своих шотов, пытаясь — очевидно — слизать остатки взбитых сливок с глубоких стенок, не забывая при этом двигаться в четком смелом ритме очередной мелодии. Парень обязательно почувствовал бы себя неловко, если бы не был так сосредоточен на том, чтобы не сорвать их общий пульс этого странного танца. Руки девушек, не занятые стеклом, с удивительной синхронностью сменяли друг друга то на талии и бедрах Клемана, то на разных частях тела девушек. И если сразу парень еще пытался удивляться тому, почему раньше никогда не видел Жасмин такой, то когда кто-то из них прикоснулся к его туго обтянутым любимой джинсой ягодицам, а руки другой повторили эти движения, он перестал заниматься ерундой. Безнадежно потерявшись в ощущениях, он лишь краем сознания отметил, что Эван спокойно наблюдает за их, с позволения сказать, танцами, изредка обмениваясь впечатлениями с Мишелем, а Лайла с Генри изо всех сил стараются соблюдать приличия и не переходить черту разумности, но чем дольше длилось представление бармена, тем сложнее им было выигрывать этот неравный бой со своими гормонами. Разобравшись, насколько это сейчас было возможно, в своих отношениях, они оба проявляли чудеса терпения, ведь теперь, когда между ними не стояло недопонимание и обида, натянутой струной звеневшая в каждом в начале вечера, ничего не мешало им оказаться так близко, как того хотелось. Поэтому руки Лайлы то и дело оказывались ниже разумных границ, с удовольствием очерчивая контуры уже не на шутку вставшего члена ее парня. Который в свою очередь проявлял потрясающую выдержку, лишь иногда касаясь едва ощутимо ее груди, заставляя вздрагивать и вскрикивать, вжиматься в него, требуя продолжения. Эти легкие дразнящие прикосновения заводили куда сильнее, чем оставшиеся в темноте кальянной поцелуи, хотя и им следует отдать должное. Одному богу известно, чего стоило не превратить их в нечто более соответствующее их взаимной жажде.
Шоу закончилось как раз вовремя, чтобы поднять градус удовольствий до максимума, но не превратить вечеринку в сонное пьяненькое царство. Присоединившись ненадолго к танцующей толпе, бармен показал еще и мастерство танцора, повергнув в шок уже совсем обалдевшего Клемана. Катя, ненадолго оставившая его с Жасмин, вернулась с Эваном и Мишелем, вовлекая их в общий танец, который поддержали Лайла и Генри, хотя насовсем оторвать их внимание друг от друга им вряд ли бы удалось. Немного пошептавшись с парнем Жасмин, она возобновила их чувственные движения, потихоньку оттесняя троицу ближе к стробоскопу, вынуждая спортсмена закрыть глаза и полагаться только на чувство ритма и интуицию. Он еще успел заметить, как Жасмин переглядывается с Эваном, то и дело меняя выражение лица. Но задумываться над содержанием этой бессловесной беседы он не стал, предпочитая поберечь и зрение, и нервы. Поэтому решение открыть глаза произвело такой ошеломляющий эффект.