Когда одежка Генри высохла, ребята уже составили маршрут путешествия и достаточно проголодались, чтобы снова выйти на улицу. Дождь — не может быть! — почти стих, чуть накрапывая. Лайла получила немалое удовольствие, наблюдая, как Генри натягивает джинсы, чуть севшие, как всегда после стирки, на голое тело. Все-таки те чувства, которые он вызывает в ней, очень трудно описать. Их хочется постоянно показывать. По возможности, без одежды. По возможности, наедине. И по возможности на горизонтальной плоскости, хотя любые другие варианты также приветствуются… Зардевшись от собственных мыслей, она посмотрела на парня. Тот с аппетитом уплетал картошку, и смотрел на вчерашнюю парочку — Мардж и хозяина заведения.
— Интересно, сколько историй из жизни наблюдают эти люди? Сколько пар на их глазах ссорилось и мирилось… Сколько детей капризничало… Понимаешь, о чем я? — спросил молодой человек, возвращая взгляд на любимую… — И…
— И мы чуть не стали одной из таких парочек, которых они не заметили бы… Чуть не разошлись. Если бы не сильный ветер, я бы выскользнула отсюда, дурочка, и ты бы еще долго меня не нашел…
— Да… И если бы мальчишка с заправки не обсчитал меня с бензином, я бы сюда не свернул, рвался бы дальше, к Ровеллю, разыскивая мою беглянку. — Парень поцеловал пальчики на руке Лайлы и произнес так буднично, что от этого сердце расцвело, как цветок: — Люблю тебя…
В полдевятого вечера Лайла уже крепко спала на переднем кресле чуть покореженной машины. Генри на очередной стоянке аккуратно, чтобы не разбудить нежное создание, опустил кресло, создавая подобие колыбели. Все-таки тот эмоциональный стресс, который она испытала в последние два дня, сильно на ней сказался. Глаза теперь светились счастьем, неподдельным и исключительно целебным, но она похудела и осунулась, щеки ввалились — и это все за сутки. Подъехав к первому запланированному пункту их спонтанного путешествия, Генри вышел из машины. Закрывая дверь, он в очередной раз окинул взглядом спящую красавицу и отогнал мысль о том, что она проснется без него и опять испугается.
Проезжая по объездным дорогам, размытым водой, под постоянным, но уже не таким грозным дождем, в полной тишине, он постоянно возвращался к воспоминаниям о последних событиях. Самым большим облегчением было увидеть Лайлу — живую и невредимую — в придорожной закусочной. Снова поблагодарив небесную канцелярию за проявления стихии, не позволившие беглянке ускользнуть, он вернулся к их разговору, потом к совершенно неожиданному для него пробуждению, а потом к самому жуткому зрелищу, которое ему довелось увидеть. Женские слезы, наверное, в каждом мужчине рождают несравнимое ни с чем чувство. И когда Лайла плакала по его вине на вечеринке у Амели, едва ли парень чувствовал себя хоть на йоту лучше. Однако слезы, по сравнению с увиденным в том номере мотеля, были лишь намеком на неприятные ощущения.
Зайдя в номер, увидев пустую кровать и нетронутую записку, он позвал Лайлу несколько раз и, не дождавшись ответа, вошел в ванную. Увиденное в следующий момент просто остановило его сердце. Мокрая, глядящая неотрывно вникуда, она никакой реакции не проявила на его действие, будто его и не было. В голове моментально сработал стереотип, виденный, наверное, сотню раз в так называемом «кинематографе» — девушка в душе плачет, сжавшись в комок. Мысль скользнула к неприятному владельцу мотеля, который не стесняясь разглядывал с вполне очевидном контекстом Лайлу, когда она пришла снять номер. Волна убийственной ненависти прошибла его с ног до головы, одновременно отрезвляя. Комната в порядке, никаких признаков присутствия чужого человека, а Лайла у него девочка сильная и с характером. Как она тогда дала отпор трем негодяям, посягнувшим на неприкосновенность ее имущества! Без боя она бы не сдалась. Следующей мыслью, больно резнувшей по сердцу, было, что Лайла уже не «у него», а просто девушка, умеющая за себя постоять. Все это происходило буквально за секунды, но видеть ее в таком состоянии было просто невозможно. Он поднял девушку, пытаясь привести в чувства, но ноги не держали ее. Она застонала, и все, что ему оставалось — это обнять ее и шептать что угодно, лишь бы успокоить. Такое по силе потрясение он испытал во второй раз, но если в первом случае, он изнемогал от жалости к самому себе, то в этом случае, он злился на себя, что ничем не может помочь ей, ничем, кроме своего присутствия. Но много ли оно даст, если Лайла уже решила, что отношения на тех условиях, что он озвучил, невозможны. Злился, что не может найти силы и рассказать ей все… Все, на что он годен, это на жалкие объятья, и успокаивающие слова.