Не верь мне

Поначалу меня спасала злость. От того, чтобы просто не развалиться. Я и не знала, что умею так ненавидеть. Правда, если спросить, кого именно я ненавидела в тот момент больше себя или его, ответить я не смогу. Это было очень большое и тягучее чувство, которое заставляло меня ещё хоть как-то держаться, пока через неделю не пришло понимание, что это всё, конец. И он не вернётся. Вот как так? Его не было полгода, но была надежда, что приедет. Его не было неделю, и я знала, что навсегда… ну или почти. Шесть лет тоже своего рода вечность. И вот как я это поняла, начался такой … трындец. Меня подкосило, и даже Анька была не в состоянии заставить меня держаться.

На фоне стресса загремела в больницу. Это вообще загадка как я смогла Кроша доносить. Я тогда больше месяца на сохранении провалялась. Апатично и безэмоционально. Не представляла, что умею быть такой.

В один из вечеров приехала мама, мы с ней долго сидели в холле больницы, я куталась в длинный махровый халат, не способная согреться. Она мне долго что-то рассказывала. Про дочь, про братьев, про племянников. На автомате кивала головой и немигающим взглядом рассматривала трещины на полу.

А потом…. А потом я заработала первую в жизни пощёчину от матушки. Слава Богу, последнюю, больше бы не простила, а вот тогда в тему оказалось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

-О себе не думаешь, о детях подумай, - отчитывала меня она. – Думаешь, тебе тяжело? Об Аньке бы подумала. От тебя мужик ушёл, а у неё и отец неизвестно где, и мать вконец рехнулась.

Я подняла на неё свои глаза полные слёз.

-Мам, как мне без него? Мы же… с пятнадцати лет вместе.

-Легко. Зубы сжала, провылась в подушку, и вперёд с гордо поднятой головой. Я же без вашего отца вас троих вытянула. Вот и ты с двумя справишься.

Хотелось ощетиниться, кричать, что она меня не понимает, что папа умер, а меня предали. Но мозгов промолчать хватило, осознав, о какой же херне я всё-таки думаю.

Меня хватило ровно на две недели. Крош родился недоношенный, мелкий и слабенький. И это одна из тех вещей, которую я вряд ли смогу себе простить. Нет, не своё враньё Измайлову, не то что у меня двое детей без отца растут, а именно то, что из-за своей неадекватности чуть не потеряла сына. Как оказалось, что две недели перинатального центра позволяют очень так неплохо прийти в чувства и уже наконец-то собрать себя в кучу. Отрезвляет, короче, от лишних эмоций, обид и заблуждений. Я тогда каждую ночь клялась, что справлюсь в этой жизни со всем чем угодно, лишь бы с сыном всё в порядке было. Имя ему боялась давать, суеверная дура. Собсвенно тогда впервые и зародилось наше "Крош".

Забирали мы его вдвоём с Костей - моим старшим братом. Меня опять тянуло реветь.

-Не смей, - строго велел он, и я послушно кивнула.

Хватило меня на два года – не реветь, даже в самые сложные и отчаянные моменты, кусала губы,  скрипела зубами и не смела. Но опять-таки это было потом, а сейчас мне нужно было научиться одной выживать с двумя детьми.

Измайлов продолжал слать деньги. День в день, срок в срок. Первым порывом было просто послать его. Но. История с Крошем научила одному – сначала думаешь, а потом истеришь. На моё пособие я бы не потянула. Вообще никак. Садиться на шею маме, тоже был не вариант. Пришлось душить свою гордость и терпеть год, пока не смогла выйти на работу.

За год сидения дома, осознала многое. Несмотря на свою браваду, долго терзалась чувством вины. Перед всеми, но в первую очередь перед детьми. Смотреть как Анютка тосковала по отцу, было невыносимо. Он же теперь и не звонил вовсе, все контакты осуществлялись через свекровь, смотрящую на меня волком. Когда она приезжала за внучкой, я даже в коридоре не показывалась, оставляя все переговоры на маму.

Ситуация была настолько абсурдной, что с каждым днём всё больше и больше походила на плохой анекдот. Особенно, когда Аня, не понимающе спросила, можно ли Кроша обратно на папу обменять. Нельзя. Именно тогда я себе поклялась, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы компенсировать детям всё то, чего мы с Измайловым их лишили. И если я не могла дать им отца, то… могла выложиться во всём остальном.

Когда Крошу исполнился год, я вышла на работу. В кафе возвращаться не было никакого резона. Не по деньгам, не по графику работы. Пошла всё тем же официантом в ночной клуб. Мама сидела с мелкими дома, давая мне возможность пахать по ночам. У нас с ней порой всё напряжённого, с треском и непониманием, но я ей всегда буду благодарна за всё, что она сделала для нас. Братьев, меня, моих детей. Наверное, она как никто другой знала, что значит всё на себе тащить.

Пахала на две ставки сразу, практически забыв, что такое сон. Хватило меня на год. После того как проснулась однажды в автобусе на конечке, поняв, что проспала всё к херам собачьим. Вот тогда и разревелась, впервые за два года. Горько было и как-то совсем пусто.