Не верь, не бойся, не прощай

Евгений стоял у окна и смотрел на людей, спешащих через двор к остановке. Но он не видел их, потому что все его мысли вращались вокруг одного события — убийства, совершенного вчера.

По иронии судьбы Евгений отсидел в тюрьме срок за убийство, которого не совершал, а теперь лишил жизни человека, но вряд ли его за это кто-то накажет. Убить человека оказалось значительно проще, чем осознать содеянное и смириться с этим. Евгений понимал, что оказался в безвыходном положении и убил не ради удовольствия или корысти, а чтобы спасти свою жизнь. Тем более что Салазкин явно не относился к той категории людей, о которых стоит горевать. Младший лейтенант был подонком, негодяем, без которого мир стал значительно лучше. Почему же тогда на душе так тяжело? Почему угрызения совести мешают спать?

Перед мысленным взором Евгения стояли глаза Салазкина: широко распахнутые, полные ужаса перед неизбежной гибелью, поджидающей его внизу. Потом полицейский исчез из виду, а до ушей Евгения долетел красноречивый звук. Это было последнее, что совершил младший лейтенант Салазкин в своей жизни: издал характерный звук, расплескав кровь и мозги по плитам. Печальный, жалкий конец. Это не Бог так распорядился, это сделал он, Евгений.

Всю ночь и целое утро Евгений старался оправдать свой поступок, но легче ему почему-то не становилось. Он думал о том, почему звери не чувствуют угрызений совести, когда убивают кого-то. И почему нормальный человек не должен поступать как зверь.

А еще Евгений думал, что вчера в нем словно сломалась какая-то важная деталь, без которой механизм продолжает работать, но уже не так, как прежде. В один момент изменилось его отношение к миру и к жизни. Евгений чувствовал, что преступил черту, и теперь мало что было более значимым, чем то, что он совершил.

— Дядя Женя, — послышался сзади голос Антошки. — Он умер?

Евгения словно током ударило. «Откуда он знает?» — пронеслось у него в голове.

— Кто? — спросил Евгений, обернувшись.

Антошка сидел на корточках, разглядывая что-то на полу.

— Жук, — пояснил мальчик. — Смотри, он не шевелится.

Сообразив, в чем дело, Евгений приблизился к малышу, перед которым неподвижно лежал большой майский жук.

— Насекомые могут притворяться мертвыми, — сказал Евгений.

— Для чего? — удивился Антошка, толкая жука пальцем.

— Он просто не хочет, чтобы ты его трогал, поэтому делает вид, будто мертв.

— Ну, я ведь все равно его трогаю! — Антошка удивленно смотрел на Евгения.

— Жук думает, что тебе скоро наскучит это занятие, — терпеливо растолковал Евгений.

Мальчик быстро выпрямился и попытался наступить на жука.

— Что ты делаешь?! — воскликнул Евгений, отодвинув малыша.

— Я убью его, — пожал плечами Антошка. — Ведь он все равно лежит.

И он снова хотел топнуть ножкой.

— Нельзя! — Евгений резко дернул мальчика за руку и посмотрел на насекомое. — Разве мама не учила тебя, что убивать нельзя?

Евгений бережно взял жука на ладонь и с облегчением выдохнул, когда увидел, что тот не пострадал.

— Не учила, — проворчал Антошка.

— Очень плохо! — рыкнул Евгений и выпустил жука в открытое окно.

— Что здесь происходит? — спросила Марина, заходя в комнату. — Что за шум?

— Я объяснял Антону, — сказал Евгений, — что убивать плохо. — Он бросил суровый взгляд на насупившегося мальчика. — Даже на войне убийство остается убийством. И что бы нам ни говорили дяди, сидящие наверху, — он указал пальцем в потолок, — не верь им, не слушай их, не спеши выполнять их приказы. Сами-то они не торопятся на войну, верно? Им хочется, чтобы кто-то умирал и убивал вместо них. Например, ты. Но ты не обязан этого делать. Ты ничего не должен богатым дядям из правительства. И если в мирной жизни убивать нехорошо, то и на войне это правило сохраняется. Убийство есть убийство, смерть есть смерть. Даже самого маленького жука. Понятно?

Антон елозил ногой по полу, не поднимая глаз.

— Понятно, — ответил мальчик едва слышно.

— Хорошо, — кивнул Евгений. — Надеюсь, ты это запомнил.

Антошка тут же выбежал из комнаты.

— А не слишком ли резко ты с ним говорил? — спросила Марина тихо. — Он все-таки еще ребенок.

— Такие вещи ему уже пора бы и знать.

— Ты прав, но надо было сказать помягче. — Марина смотрела на Евгения, изучая его осунувшееся лицо.

— Как сказал, так и сказал, — раздраженно ответил он. — Что теперь поделаешь?

— Ну хорошо, не нервничай. — Марина обиженно захлопала накрашенными ресницами. — Кстати, может, позвонишь младшему лейтенанту Салазкину, чтобы узнать, не выяснил ли он что-нибудь новое о бабушке Оле? Или о скупщиках антиквариата…

— Да что ты с самого утра меня учишь, что я должен делать? — вспылил Евгений. — Это говори, этого не говори! Позвони, узнай… Сам разберусь!

На самом деле Евгений повысил голос на Марину, потому что злился на себя. Но как он мог сказать ей, что вчера расправился с младшим лейтенантом Салазкиным, наивная внешность которого оказалась такой обманчивой?

— Псих!

Фыркнув, Марина вышла из комнаты.

Евгений слышал, как они с Антошкой обуваются в коридоре, но не вышел, чтобы проститься.

— Почему дядя Женя сегодня такой злой? — прошептал Антошка в коридоре.