Не верь, не бойся, не прощай

— Нет, свою ждем. — На лбу и над губой у Юмашева снова появились бисерины пота. — Ленка в прошлом году столько саженцев купила… Не дай бог пропадут.

— Хорошая у тебя жена, — кивнул Кошкин. — Настоящая труженица. Детей вам надо, детей…

— Работаем над этим, — вздохнул Юмашев и вытер пот ладонью. — Работаем…

— Здесь направо поверни. — Кошкин прищурился и стал внимательно вглядываться в дорогу. — Снова направо. Ага, — кивнул он. — Вон за той посадочкой налево. А там до карьера — рукой подать. — Помолчав, сержант добавил: — А дети — это наше все. Не было бы у меня Васьки, даже не знаю, зачем жить. Мне самому деньги не нужны. Хочу, чтоб у пацана будущее было.

— Да, — согласился Юмашев, делая крутой поворот за посадкой. — Дети — это цветы жизни.

— И вот от таких, как этот… — Кошкин обернулся назад, с презрением посмотрев на бесчувственного пассажира, — мир надо очистить, чтобы детям нашим жилось хорошо.

— Почему только детям? Всем нам.

— И то верно. Всем. За исключением мерзавцев, которые власть, это самое, расшатывают.

— Суки, — коротко охарактеризовал таких людей Юмашев.

— Ничего, скоро одним подонком меньше станет, — сказал Кошкин. — Правдолюб выискался, тля. Кому твоя правда нужна?

Вопрос адресовался Евгению, но он, конечно, не ответил. По сути, он был уже мертв. Осталось лишь сделать так, чтобы его душа больше не вернулась в тело.

Глава 12

— Близко не прижимайся, — велел Колокол, жуя размякший сигаретный фильтр.

— Понял, — моментально отреагировал Баркас, сбрасывая скорость.

Вожак был сегодня не в духе, так что лучше было его не раздражать. Потеря двух бойцов — урон нешуточный. По сути, команда Колокола уменьшилась ровно вдвое. Жеку Зарю Баркас в расчет не брал. Во-первых, он пока что оставался вольным фраером. Во-вторых, в данный момент его жизнь висела на волоске. Мусора везли его за город не для того, чтобы поляну ему накрыть, это было ясно как божий день.

Опустив стекло, Баркас высморкался на дорогу.

— Эй, ты что творишь! — взревел Колокол.

Ветер, ворвавшийся в салон «мазды», сорвал столбик пепла с сигареты и обрушил его на рубаху и штаны главаря.

— Прости, — буркнул Баркас, опасливо косясь на Колокола.

Тот руку на провинившегося не поднял, ограничился тем, что сунул в зубы новую сигарету и прикурил. Расслабившись, Баркас последовал его примеру.

— Хорошо идет, — похвалил он машину. — Движок тянет, что твой паровоз.

— Менять придется, — вздохнул Колокол, пыхнув дымом. — Жаль «форд». Классная тачка была. Быстрая, неприметная.

— Да, — согласился Баркас. — Ничего, другой отожмем.

Он имел в виду способ, с помощью которого они обзавелись «маздой». Для этого пришлось прогуляться возле стоянки и подождать, пока оттуда вырулит какой-нибудь подходящий лох. Таковым оказался двадцатилетний паренек, скорее всего, получивший тачку от родителей. Баркас быстро шагнул на дорогу, подставил бедро и упал. Далее подключился Колокол. Слово за слово, и лоху объяснили, что он попал на бабки. Баркас — он ведь теперь до конца жизни передвигаться на своих двоих не сможет. Ему колеса понадобятся. Виновнику — смерть от бандитского ножа. Впрочем, приговор можно пересмотреть. Если парень свою тачку на Баркаса перепишет. Пара зуботычин, холод стали между ребрами — и пришли к соглашению. Конечно, очень скоро лошок пожалуется папочке, тот стуканет в ментовку, и «мазду» объявят угнанной. Но пока что ею можно пользоваться.

— Тачка нужна чистая, чтобы не скакать из одной в другую, — наставительно произнес Колокол. — А финансы поют романсы. Еще пара дней — и мы на мели.

— Так, может, ну их к лешему? — Баркас кивнул на «пежо», который они преследовали.

Бандитам казалось, что от него за километр несло мусорней, сидевшей внутри. Слежку за патрульным «пежо» начали ранним утром, заняв наблюдательный пост возле райотдела полиции. Номер автомобиля успел сообщить Клешня, перед тем как его нашпиговали пулями. Зомби принял точно такую же бесславную смерть. Полицаи просто расстреляли обоих, как в тире. Даже не попытались задержать — открыли огонь, и все. Колокол отчетливо слышал в трубке выстрелы и предсмертные крики.

Нельзя сказать, что его потрясла гибель сообщников. Но она нанесла непоправимый ущерб его авторитету. Вернее, могла нанести, если не принять решительные меры.

— Что, добренький ты, Баркас? — спросил Колокол, нехорошо усмехаясь. — Пожалеем красноперых? Пусть сосут нашу кровь и радуются? Это ты мне предлагаешь?

— Да я так просто, — стал оправдываться Баркас, пожимая плечами, отчего «мазда» вильнула из стороны в сторону. — Подумал: зачем подставляться?

— Так, может, теперь ты за нас обоих думать будешь?

— Я ж не к тому веду, Колокол. Как скажешь, так и будет. Хочешь, порежем их на куски. Хочешь, еще что. Ты парадом командуешь. Я по-любому подпишусь.

— Тогда не неси пургу, — проворчал старый вор.