— Не хочу, — подтвердил Евгений, кивая. — Не вынуждай меня лгать, Антон. А от пистолета я избавлюсь, можешь быть уверен.
— Да. Уверен. Пошли за солдатиками.
Марина, переехав из больницы в их жилище, сразу отметила перемены, произошедшие с сыном во время ее отсутствия.
— Ты отличный отец, Женя, — сказала она.
— Стараюсь. — Он развел руками в хозяйственных перчатках.
— И муж замечательный.
— Чей? — опешил Евгений.
— Мой, — заявила Марина. — Даже если ты не захочешь остаться с нами, я все равно буду считать тебя своим мужем.
— Но ведь мы… — Он замялся.
Марина игриво ткнула его пальцем в живот.
— Теперь все будет по-настоящему, — тихо пообещала она. — Рана совсем затянулась.
— Что по-настоящему? — поинтересовался Антошка, неизвестно каким образом оказавшись между ними.
Марина и Евгений одновременно покраснели, но не отвели глаз друг от друга.
— Все, — ответили они, не сговариваясь.
Неделю спустя они зарегистрировали свой брак. Обошлось это удовольствие недорого. В честь радостного события Антошка нарисовал довольно корявых человечков, над головами которых было написано «МАМА» и «ПАПА».
— Букву «м» вверх ногами написал, — пожурила сына Марина, пряча повлажневшие глаза.
— Главное, что мы с тобой не вверх ногами, — вступился за Антошку Евгений.
Его голос звучал несколько приглушенно, хотя горло ему не сдавливали ни галстук, ни туго застегнутый воротник. Расчувствовался, хотя и старался не подавать виду. Марина взяла его под руку. Это движение было нежным, ласковым, но в нем проскользнуло что-то хищное, собственническое. Евгению захотелось высвободиться. Он этого не сделал, но свой порыв вспомнил вечером, когда смотрел с Мариной телевизор.
Передавали выпуск новостей, но новость, по сути, была одна: выборная кампания депутата Боровика Виктора Федоровича. Его строгое, деловитое, в меру упитанное лицо мелькало где только можно: в больнице, на рынке, на городских улицах. Боровик обещал, комментировал, негодовал. Один раз он поднял кулак на уровень плеча, подражая Че Геваре. Один раз выкинул перед собой ладонь в характерном ленинском жесте. В остальное время делал много других жестов и произносил много слов, выстроенных в правильные, обтекаемые фразы.
Боровик звал избирателей к светлым горизонтам, которые были не за горами. Он знал дорогу, ведущую туда. Он вообще все знал и умел. Было удивительно, что страна, имеющая таких замечательных депутатов, до сих пор топчется где-то между рабовладельческим строем и феодализмом. Почему им никак не удавалось поднять ее на новый уровень? И отчего сами многомудрые депутаты, все поголовно, были мультимиллионерами?
Евгений не думал об этом. Его мысли были сосредоточены конкретно на Боровике.
Марина, наблюдавшая за Евгением со своего края дивана, почувствовала смутную тревогу.
— Давай выключим, — предложила она, потянувшись за пультом. — А то Антошку разбудим.
— Просто сделай потише, — попросил Евгений. — Не выключай.
Марина подчинилась беспрекословно, хотя обычно пыталась настоять на своем.
Депутат Боровик, представ в компании маленьких девочек с голыми коленками, призвал молодежь активнее участвовать в политической жизни государства.
— Наши мечты должны сбываться, — задушевно произнес он. — Ведь мы рождены для счастья, как птицы для полета.
Потом ведущая скороговоркой прошлась по остальным новостям: землетрясение, обострение вооруженного конфликта, смерть известного кинорежиссера, саммит Большой Семерки. Ни одно из этих событий не смогло затмить явления Боровика народу.
— Вот тварь, — произнес Евгений.
— Забудь, — попросила Марина.
Она начала привыкать к семейной жизни, и ей вовсе не хотелось опять остаться одной.
— Забыть, — повторил Евгений. — Просто забыть, как будто ничего не было.
— Да, да, — кивнула она.
Он посмотрел ей в глаза:
— И Ольги Матвеевны тоже не было?
Марина печально покачала головой:
— Не надо ворошить прошлое, Женя. Бабушку Олю не вернуть.
— Да, — сказал он. — Пойдем спать. Голова раскалывается.
Когда они легли и сделали то, что делают мужчина и женщина, которых волнует близость друг друга, Марина сказала:
— Я так боюсь тебя потерять, Женя.
— Не потеряюсь, — заверил он ее. — Я же не маленький.
Успокоившись, Марина полежала немного молча и расслабленно, наслаждаясь переполняющей ее негой. Потом сказала:
— Хочу икону Спаса Славяногорского в храм отдать. Как думаешь?
— Она твоя, — глухо произнес Евгений.
— Мне как-то не по себе, что я икону у себя держу. Она должна для всех чудеса делать.
— Ты веришь в это?
Марина хмыкнула:
— Как же мне не верить, когда Спас меня от пули уберег? Забыл?
Евгений, который до этого лежал к ней спиной, повернулся:
— Доверишь это мне?
— Что? — не поняла Марина.
— Икону. Я сам хочу ее в храм отнести. Если ты, конечно, не возражаешь.
— Нет, не возражаю. Если бы не ты, Спас давно уехал бы за границу. А так он с нами остался. На родной земле.
— Я тут ни при чем, — хмыкнул Евгений. — Икона ведь волшебная? Вот она сама себя и спасла.
— Лучше на эту тему не шутить, — прошептала Марина.
— Хорошо, не буду.