Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти»

И я сидел теперь на этом стуле, таком же шатком и неверном, как все происходящее. Вокруг, не решаясь перейти невидимую черту, стояли молчаливые зеваки и глядели на меня осуждающе, как на актера, который вылез на сцену, забыв роль. Чтобы не видеть их бездонных разинутых рож, я опускал веки, но сейчас же перед глазами начинала мельтешить какая-то черно-красная дребедень, кружилась голова, тошнота подступала к горлу. Я снова открывал глаза, и меня начинал бить озноб. Тогда, прижавшись щекой к теплой и шероховатой поверхности водосточной трубы, я стал глядеть вверх, в бескрайнее белесое небо. Стало легче: изображение пропало, остался только звук.

— Пишешь? Освещение дневное... Профиль продольный... Покрытие асфальтовое... Ширина проезжей части... Ну чего вы там копаетесь? Никак два на полтора не помножите?

Голос был грубый, начальственный.

— Измерил? Неси сюда. Так. Внешнее окружение... Ага. Скорость транспортного средства перед происшествием... Аржанцев, где свидетель?

Это обо мне. Это я свидетель. Опустив глаза, я увидел перед собой рябого голливудского героя, который стоял, наклонившись вперед и сочувственно меня разглядывая.

— Ну что, оклемался? — спросил он негромко.

Я кивнул.

— Можешь прикинуть его скорость?

— Километров сто, — ответил я. Язык во рту казался распухшим и плохо слушался. — Если не больше.

— Пиши, — начальственно резюмировали где-то за краем видимости, — тормозной путь практически отсутствует, со слов свидетеля, скорость примерно...

— Моя фамилия Аржанцев, — сказал широкоплечий. — Ты когда в себя придешь, нам с тобой надо будет еще поработать. Это у тебя шок, ничего, бывает, скоро пройдет.

— Не поймали еще? — спросил я.

— Поймают, — его круглое лицо светилось спокойной уверенностью. — Уже передали на город всем постам. А ты-то сам ничего больше не вспомнил?

Глядя перед собой в одну точку, я в который раз напряг память. Только цифры. 87-49. Больше ничего. Не помню ни букв, ни особых примет. Грязно-белая «шестерка» 87-49 — и больше ничего.

Наверное, мучительный процесс вспоминания отразился на моем лице, потому что Аржанцев похлопал меня ободряюще по плечу и сказал:

— Не горюй, никуда он не денется. Цвет, модель, четыре цифры... Некуда ему деваться!

Милиционеры сворачивали свои рулетки. Мрачно что-то пришепетывая, засыпала песком кровь на асфальте мобилизованная дворничиха в грязном халате на голое тело. Таяли зрители.

По словам врача, толстый тотошник умер на месте. Голова у него раскололась, как арбуз, это его кровь залила всю мостовую. А на Артеме даже не было видно внешних повреждений. Когда его на носилках закладывали в распахнутое нутро реанимобиля, он был без сознания, с серым землистым лицом, но дышал — прерывисто, со всхлипами.

Рябой сыщик подошел ко мне и молча протянул диктофон Дашкевича. Машинально потыкав кнопки, я удостоверился, что механизм сломан, а крышку заклинило, и сунул его в карман.

— Машину можешь вести? — спросил Аржанцев.

Я прислушался к своему организму и кивнул утвердительно. Мне и впрямь становилось легче. Не кружилась больше голова, не бил озноб. Напряжение отпускало.

— Тогда поехали потихоньку, — предложил он. И добавил: — Если ты ничего не напутал, управимся быстро.

Уже минут сорок я маялся в коридоре управления ГАИ перед дверью в картотеку, куда посторонним вход запрещен. За это время я успел найти в одном из соседних кабинетов свободный телефон, связаться с конторой, известить Таракана о том, что случилось, и попросить его позвонить Артему домой. Разговаривать с Лилькой сейчас было выше моих сил.

Наконец на пороге появился Аржанцев. Увидев меня, он приветственно помахал листком бумаги и сообщил:

— Слава Богу, без вариантов. Ты пока свободен, можешь отдыхать. В городе всего одна белая «шестерка» с номером 87-49. Владелец — Головаха Евгений Семенович. Сейчас беру эксперта — и прямо к нему.

— Я с вами, — сказал я.

Он недовольно выпятил нижнюю губу, и я, набычившись, уже вытаскивая удостоверение, упорно повторил:

— Я поеду с вами. Если надо получить разрешение начальства...

Аржанцев еще сильнее оттопырил губу и сказал презрительно:

— Плевать мне на разрешение. Ты там бузить не начнешь? Ну, тогда черт с тобой, поехали!

Не знаю, какие чувства я надеялся испытать, поглядев в глаза убийце, но сделать этого мне не удалось. В квартире Евгения Семеновича Головахи шел, судя по всему, грандиозный скандал.

Уже через дверь мы услышали грохот, звон и глухие крики. На наш звонок открыла худенькая женщина лет сорока двух в домашнем халате. Была она вся какая-то растрепанная, а поперек щеки у нее багровела длинная свежая царапина. Увидев в руках Аржанцева красную книжечку, хозяйка вяло кивнула головой и пробормотала:

— Соседи вызвали... Идите посмотрите, что он вытворяет!