Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти»

Если он имел в виду ту пакость, которой эти кретины отравили меня во дворе ветлечебницы, то я не мог с ним не согласиться: имел место явный перебор. Его облегчение по поводу того, что я оклемался, тоже было мне близко. Но в том, что все теперь будет хорошо, у меня были серьезные сомнения.

А старичок тем временем, закончив улыбаться, качнулся в мою сторону, но назад откидываться не стал, а замер в этом положении, уставившись на меня блеклыми, как застиранная занавеска, глазами. Некоторое время он рассматривал мою персону без всякого выражения на лице, словно рыбку в аквариуме, потом тяжко вздохнул и сказал огорченно:

— Советовали тебе, уговаривали, а все без толку. Помнишь, мы с тобой про абдуценс-то болтали? Не то ты тогда выбрал, сынок, ох, не то! А теперь видишь какая беда приключилась?

— Дядя Гриша, — просипел я, не узнав собственный голос.

— Точно! — обрадовался он. — Опознал старика! Вот я и говорю: беда. Но ты не унывай, Игорек, абдуценс он и в Африке абдуценс. Всегда есть зло поменьше, а есть побольше. Надо только правильно выбрать.

Я сделал над собой усилие и попытался сесть. С третьего раза у меня получилось. Веранда слегка поплыла перед глазами, но это вскоре прошло. Взглянув на небо, я с удивлением обнаружил, что солнце уже садится, и поразился тому, сколько пролежал без сознания. Дядя Гриша с неподдельным интересом наблюдал за моими барахтаниями.

— Молодец! — похвалил он меня и спросил: — Ну как, беседовать уже можешь?

— О чем?

— О жизни! — захихикал своим старческим тенорком дядя Гриша, но тут же перешел к серьезной, даже скорбной интонации: — О чем же еще? О твоей, сынок, жизни.

Я кивнул, от чего у меня опять все маленько заколыхалось в голове, и сказал:

— Если б хотели убить, давно убили бы.

— Верно, — одобрительно согласился дядя Гриша. — Начал соображать. Но тут что надо помнить? Тут надо помнить, что смертушка она ведь тоже разная. Бывает быстрая и легкая, вроде как водички глоток, а бывает до-олгая и ох какая страшная... Ты мне верь, Игорек, я знаю.

— Верю, — снова кивнул я, но голова больше не закружилась, и это меня обрадовало. — Верю, сразу видно, что вы палач со стажем.

Он склонил голову набок и еще больше сделался похож на воробушка, разглядывающего крошку, прежде чем ее склевать.

— Наверное, обидеть думал? — спросил он добродушно. — Не обидел. Палач, знаешь ли, профессия ничем не хуже других. По нынешним временам даже весьма дефицитная.

Еще по прошлому разу я помнил, что беседовать с этим милым другом все равно что чесать, где чешется, то есть можно бесконечно. Но в данный момент мои полемические возможности были сильно ограничены моим физическим состоянием, поэтому я просто спросил, стараясь говорить погрубее и порешительнее:

— Короче, чего надо?

— Вот это мужской разговор! — обрадовался дядя Гриша. — Сейчас все доложу по порядку, — он выставил вперед маленькую ручку с тонкими сухонькими пальчиками и для начала загнул мизинчик: — Вопрос первый: заметочка сегодня в вашей газетке — твоя работа?

Сердце коротко трепыхнулось и замерло: ну, чего ждал, того и дождался. Теперь думай, что ответить: фамилии там моей, конечно, нет, но уши торчат. Быстро, быстро надо решать, что выгодней.

Не дождавшись от меня немедленного ответа, дядя Гриша нахмурился:

— Так, Игорек, дело у нас не пойдет. Что, мне из тебя каждое слово клешами вытягивать? — Помедлил чуть-чуть, пожал плечами и вздохнул: — А в общем-то, если настаиваешь, можно и клещами. Раскалим их сперва легонько на конфорочке и...

— Моя работа, — прервал я его.

Удовлетворенно скрипнув, дядя Гриша вернулся обратно в радужное настроение:

— Видишь, какая штука абдуценс: и клещи без надобности. Тогда второй вопросик, — он загнул безымянный палец. — Что это за источник у тебя такой, "близкий к криминальному миру", а?

Выбрав направление, я решил пока с него не сворачивать, поэтому отвечал с приятной собеседнику резвостью и в его же манере:

— Аркатов, покойничек. Нешто сами не знаете?

— Я-то знаю, — кивнул он, — да хочу от тебя услышать. И чего еще там этот Аркатов наболтал?

— Что наболтал — все в газете, — пожал я плечами, попутно радуясь, что, кажется, не только плечи, но и руки с ногами вновь обретают способность подчиняться.

— Это что ж, — недоверчиво кхекнув, спросил дядя Гриша, — так прямо и сказал тебе: я, дескать, диспетчер по заказным убийствам? А Барин, значит... как там у тебя? «Активный участник»?

Я кивнул.

— Так не сказал, потому что мне это было и без него известно. А подтвердить — подтвердил.

— И откуда ж это тебе было известно? — воздел брови старичок.

— Кулек сказал. Можете у него спросить.

— У Кулька, дорогой ты мой человек, ничего теперь не спросишь, — грустно сообщил дядя Гриша. — Умер Кулек.

— Царствие ему небесное... — пробормотал я.

— Да, поторопились, — согласился он. — Ну, поехали дальше. Третий вопросик: что за папочку передал тебе Аркатов?

Вот оно наконец: на этот раз сердце подпрыгнуло к горлу и там застряло теплым комком. Папочка. Она или моя последняя надежда, или смерть. Только бы не ошибиться — ни в слове, ни даже в интонации.