Не верь

— Привыкай к тяготам армейской жизни. Рюкзак под голову и вытягивайся прямо на полу. Только не забудь длинные ноги подогнуть, а то ненароком их в тамбуре оттопчут, — уже не в шутку развеселился сержант. Шумилина пренебрежение к новобранцам окончательно вывело из равновесия. Он привык брать на себя в компаниях роль лидера, а потупленные взоры свидетелей происходящего лишь побудили его вернуться к привычному состоянию.

— Ты в конкурсе болтунов не участвовал, служивый? — с ухмылкой посмотрел он на шутника. — Гран при — гарантирую. — Улыбка мгновенно стерлась с лица сержанта. Теперь уже не лукавые, а цепкие глазки впились в смельчака.

— Чего уставился? — подлил тот масла в огонь. — Язык проглотил? Значит, преувеличил я твои возможности. Но особо не переживай, с закрытым ртом ты мне больше нравишься.

Такой наглости сержант потерпеть не мог. Необходимо было поставить выскочку на место. Ростом и крепостью телосложения тот не отличался, а сержант за полтора года накачал мышцы. Уверенный в своем физическом превосходстве, он приблизился к Шумилину, протянул руку и схватил его за грудки, совершив непоправимую ошибку. Разве можно держать за грудки кандидата в мастера спорта по вольной борьбе, к тому же выполнявшего нормативы мастера. Он даже не успел понять, как и когда соперник заломил ему руку и поставил в партер. Нос унизительно тыкался в ноги призывника, которого он только что втолкнул в купе.

— Отпустить? — поинтересовался Виталик, который продолжал сидеть на прежнем месте, удерживая противника за вывернутую руку.

— Отпусти. — Проигравший понял, что первый раунд за призывником. Когда поднялся, на его лице была гримаса боли и ненависти. — Мы еще продолжим, — пригрозил он.

— Что, плохо почистил обувь моего друга? — Шумилин поднялся и обнял за плечи худощавого юношу. — Кстати, как зовут? — обратился он уже к нему.

— Гущин… Аркадий.

— Не грусти, Аркаша. Если тебе не нравится блеск твоих ботинок, то мы можем все исправить. Правда, служивый? — поинтересовался он у сержанта. Напасть во второй раз тот уже не рискнул, хотя негодование переполняло его, и пулей вылетел из купе под сдержанный смех, а потом и дружный хохот призывников. Невзирая на стесненные обстоятельства, нашлось место и для Гущина. Он втиснулся между плотным, низкорослым, мордатым парнем и Шумилиным. В купе царило веселье. На откидном столике появилась домашняя еда, которой родители снабдили призывников. Кто-то выставил бутылку водки, а кто-то двухлитровую банку самодельного смородинного вина. Отчасти шуточные пожелания сержанта сбылись, не хватало лишь женского общества. Зазвенели алюминиевые кружки вперемешку с гранеными стаканами, посыпались анекдоты, полным ходом шло сближение молодых людей, которое, впрочем, долго не продлилось. Дверь купе распахнулась довольно резко, и перед молодежью предстал капитан, мужчина лет тридцати-тридцати двух, с густыми гусарскими, вразлет, усами, туго перетянутый в талии офицерским ремнем, с кобурой и в начищенных до небывалого блеска яловых сапогах. Он окинул строгим взором присутствующих и безошибочно определил лидера.

— Фамилия? — коротко спросил он у Виталика.

Тот поставил стакан на стол.

— Шумилин.

— Через пять минут зайдешь ко мне во второе купе, — произнес капитан.

— Слушаюсь, — буркнул собеседник.

— Нужно отвечать: «так точно» и стоя приветствовать старшего по званию.

Шумилин вскочил, наигранно вытянулся в струнку и рявкнул:

— Так точно!

— Быстро схватываешь, — одобрил капитан, — только слишком много иронии. И прекратите распивать спиртное.

Дверь захлопнулась так же внезапно и резко, как и открылась.

— Влип ты, — посочувствовал Гущин. Шумилин молча подлил в свой стакан водки и залпом опорожнил его. Только после этого ответил:

— Прорвемся. Где наша не пропадала?

Призывники заметно поутихли и провожали Шумилина взорами, по которым можно было понять, что сами они не желали бы оказаться на его месте.

Виталик постучал и приоткрыл дверь второго купе.

— Разрешите? — обратился он уже по уставу к капитану Ильину.

— Входи, — кивнул тот. Щеголем он уже не смотрелся: китель и галстук сняты, три верхних пуговицы на рубашке расстегнуты. Но что больше всего не понравилось призывнику, так это то, что он распивал водку с сержантами, и среди них был тот, с которым он недавно вступил в единоборство. Сержант Строгов явно не скрывал своего теперешнего превосходства. Он находился в кругу друзей, к тому же пил водку с офицером, а недавний обидчик стоял перед ними и ждал указаний. Никто даже не предложил ему сесть.

— Неважно начинаем службу, — принялся читать нотацию капитан. — Уже поступила на тебя жалоба.

— От него, что ли? — не сдержался новобранец.

— Он отслужил полтора года, сержант, а ты пока еще даже не рядовой, — продолжал офицер. — А поэтому должен…

— Ничего я ему не должен, — грубо перебил Шумилин.

— С гонором, — вмешался сержант. — Господин капитан, отдайте его ко мне в отделение, самолично займусь воспитанием.

— Не надорвешься?

— Не таких обламывал.

Их взгляды встретились, и сложно было определить, чьи биотоки ненависти были сильнее.