Не верю!

— Стрелу времени создаем мы, коллективно! Шесть с лишним миллиардов человек! Время становится зависимым, статистически и психологически одномерным, направленным в будущее. А теперь представь, что все люди одновременно, на один день, да что там день, хотя бы на одну минуту «выключат» мечты и планы. Что случится?

Белов недоверчиво покачал головой.

— Это невозможно. Во-первых, никто не согласится. Во-вторых, как это сделать материально?

— Предложить всем думать о прошлом, о вчерашнем дне, о каком-нибудь знаковом для всех событии.

— Представляю, — улыбнулся Белов. — Мне бы позвонили и предложили.

— И все-таки?

— Ну, не знаю, несерьезно это. Да и эксперимент этот ваш… вы что же, уговорили всех людей? Меня никто ни о чем не предупреждал.

— Пока эксперимент готовится локально. Все жители городка послезавтра в двенадцать часов дня настроятся на прошлое. Датой выбрано шестое ноября тысяча девятьсот семнадцатого года.

— Канун Октябрьской революции? — догадался Белов.

— Не нравится?

— Почему? Какая разница? — Белов скептически покачал пальцем. — Хотя не маловат ли масштаб? В вашем городке всего-то пара тысяч жителей.

— Три тысячи шестьсот. Для прикидочной оценки достаточно.

Белов засмеялся, похлопал приятеля по плечу.

— Желаю успеха. Успею — заскочу к вам в институт. Идем, поздно уже, мне собираться надо. Поезд отходит в два часа ночи.

Возбужденный, раскрасневшийся Вистунов остыл не сразу. Продолжая бормотать о каких-то прошлых попытках магов остановить время в эпоху атлантов и арктов, владевших этим секретом, он хотел было заказать вина, но Белов не дал ему возможности напиться. Вывел из кафе, предложил переночевать у него. Хмельной от собственных мыслей и предположений, Борис согласился.

Но и поздним вечером он все еще пытался рассуждать о теориях, разрабатываемых учеными, и успокоился только после того, как Белов налил ему сто граммов коньяку. Сам Белов ничего крепче кофе не пил, но всегда держал в баре алкогольные напитки — для гостей.

Вистунова он уложил спать в гостиной, на диване. Собрался и, оставив ключ и записку, в которой объяснял гостю, чем он может позавтракать, уехал на Ленинградский вокзал. В поезде он напрочь забыл о теме бесед со школьным приятелем и вспомнил о ней только по возвращении, следующим вечером, вполне довольный собой и аудиторией, перед которой ему удалось блеснуть стройностью и изяществом собственной гипотезы о происхождении человека. Разумеется, ни о каких медведях-предках речь не шла, зато Белов позволил себе пошутить на эту тему, завел аудиторию и долго отвечал на вопросы слушателей, среди которых было немало, к его удивлению, симпатичных девушек.

В Москву он приехал в семь часов утра, еще раз вспомнил о приглашении Свистуна, махнул было рукой, а дома, позавтракав, вдруг решил поехать в Академгородок, где располагалась лаборатория профессора Беллинсгаузена, то ли потомка знаменитого русского путешественника, то ли просто однофамильца.

Он опоздал, ненамного, минут на двадцать, но опоздал. Электричка высадила его без пятнадцати минут двенадцать, то есть за пятнадцать минут до «часа X», и пока Белов искал транспорт и ехал, время перевалило за полдень.

Ничего, успею, подумал он, выходя из маршрутки, физики не математики, никогда не начинают в точно назначенный срок.

Бросив взгляд на улицу, запруженную машинами, он начал переходить ее, двигаясь к парку, за которым располагалось здание лаборатории, и вдруг уловил — не слухом, сознанием — внезапно упавшую на городок тишину.

Замедлил шаг, огляделся.

Поток машин на глазах редел, таял, будто они испарялись одна за другой. Сами автомобили изменялись, трансформировались, приобретали странные угловатые формы.

Белов узнал в одной старый-престарый «Хорьх», в другой, грузовой, — легендарную полуторку.

Он потряс головой, протер глаза кулаками. Ничего не изменилось. Вернее, изменения продолжались и коснулись уже городского ландшафта.

Высотки по обеим сторонам улицы съежились, словно ушли под землю. На их месте выросли сначала зыбкие, но все более уплотняющиеся старинные дома, чаще одноэтажные, краснокирпичные и деревянные. Магазины и «стекляшки» пропали вовсе, на фасадах домов появились удивительные вывески вроде «Мануфактура МПР» и «Краснопролетарские пряники».

Улица тоже претерпела изменения, стала уже, но свободнее, а главное — потеряла асфальт! Еще один старый грузовик, появившийся на ней невесть откуда, поднял снежную пыль, от которой прохожие отворачивались и прижимались к зданиям и заборам.

Да и прохожие превратились в массовку, какую использовали режиссеры, снимая исторический фильм. Белов растерянно проводил глазами мужика в полушубке и сапогах, за которым торопливо семенила женщина в непривычного покроя пальто с большим меховым воротником, смешных ботах и в шляпке.

— Эй, берегись! — зычно крикнули ему.

Он отскочил в сторону. Мимо проскакали двое в серых шинелях и синих фуражках с красными звездами на околышах.

Белов вдруг сообразил:

— Бог ты мой! Свистун?!